Кто-то орёт.

Проснулись, наконец, часовые?

Пропустить участие в такой азартной драке? Что обо мне подумают?

Спрыгиваю на пол, винтовку за спину, мешок на место, автомат в руки.

Выглядываю на улицу. Сразу у входа лежит убитый немец, вся грудь разворочена. На свою гранату упал?

В поле зрения противника не вижу. Вся стрельба сосредоточена у погреба. Хм, а мне как раз туда и надо…

Я был в нескольких метрах от угла, когда оттуда, отстреливаясь от кого-то невидимого мне, вывернулись несколько фрицев.

На пятом или шестом выстреле автомат вдруг замолкает. Осечка? Но одного солдата все же свалить удалось. Швыряю замолкшее оружие в ближайшего немца (он выпускает винтовку и хватается за лицо — хорошо попал!) и перекатом ухожу под стену. Не ровен час, выскочат из-за угла таинственные преследователи, и окажусь я прямо на линии огня. Теряя на ходу мешок и винтовку, врезаюсь плечом в стену и разворачиваюсь назад. Прямо на меня летит здоровенный немец. Приклад уже занесен для удара. Но у меня в руке пистолет. Сухо трещат выстрелы, и фрица разворачивает боком. Ноги его подгибаются, и он всем телом рушится на меня. Еле-еле успеваю убрать голову. В поле зрения еще один немец. Стреляю и вижу, как он роняет свое оружие. А в пистолете осталось всего два патрона! Но есть еще и второй ствол…

— Хватит! Кончились уже супостаты…

Сажусь и мотаю гудящей головой. Мысли нехотя возвращаются на свое место…

Смотрю на говорившего. Высокий боец с винтовкой в руках. По штыку стекает красное — кровь? Взгляд на петлицы. Сержант.

— Все, что ли, уже?

— Да, похоже, что так. Это ты по телефону звонил?

— Я. Вон того фрица глянуть надо, ему автомат в бошку прилетел, так что может быть, и живой ещё.

— Левкин! Вон того проверь! — кричит кому-то сержант и снова поворачивается ко мне. — Идти можешь?

— Могу, — опираясь о стену, встаю на ноги и подбираю с земли свои вещи.

— Эк тебе сидор-то разворотило! — крякает мой собеседник.

Смотрю на мешок. У него прибавился ещё и длинный поперечный разрез. Чем это так?

— Штыком это, — уловив мой взгляд, поясняет сержант, — вон тот фриц тебе в спину бил. Да увлекся слишком, вот меня и прозевал. Вовремя ты по ним ударил, они уже в нас стрелять приготовились. А тут им сзади — раз!

Он вытирает свой штык о мундир лежащего немца.

— Автомат заело, — оправдываюсь я, — а так… им бы ещё раньше прилетело.

— И так хорошо сработал! — не соглашается он со мной. — Мы видели, как ты в погреб-то сиганул! Думали, всё — щас там тебя и похоронят! А потом я на тех немчиков посмотрел… Ловко ты их! Да и тут тоже… постарался… любо-дорого глянуть!

— Что ж сразу-то не стреляли?

— Приказ… — виновато разводит он руками. — Должон понимать, чай не первый год-то служишь?

— Да уж… набегался в свое время.

— Товарищ сержант! — кричит молодой боец. — Живой немец-то! Только обалдевший!

— Ага! — довольно крякает мой собеседник. — Тащите его с нами. Здесь приберитесь, дом проверьте, как там?

Он поворачивается ко мне.

— Ну что, пошли?

Снимаю с немца ранец и вытряхиваю на землю его содержимое. Перекладываю в него свои вещи и с сожалением бросаю негодный уже вещмешок.

— Пошли…

Мы с ним идем по площади. Здесь ещё около десятка бойцов. Они осматривают убитых фрицев, собирают оружие и патроны.

— В лесу бы глянуть, — говорю я сержанту, — там еще фрицы могут быть.