- Вернусь, - сказал он, и сама зима была свидетелем этого слова. - Год пролетит, и вернусь.

   Улыбнулась женщина, прижала теплую ладонь к ледяной щеке, показывая, что верит и будет ждать.

   И Укконен Туули в последний раз коснулся темных волос ее, которые вмиг побелели. Она же подарила ему единственное, что имело - жар своей души.

   Отчего не выпало им свидеться вновь?

   Одни говорят, что слишком тяжек был ответный дар Укконен Туули, что дитя, этой ночью зачатое, вытянуло, высосало из матери все силы.

   Другие - что и сама-то женщина мертворожденною была, а значит, лишена дара жизнь дать.

   Но есть и третьи, их история мне нравится больше.

   Слабы люди.

   Пугливы.

   И прежде-то сторонившиеся хааши-келмо селяне, теперь и вовсе заговорили, что одни от нее несчастья. А ну как и вправду вернется Укконен Туули к жене своей названной? Останется? И не будет больше дня, но только ночь беззаконная. Исчезнет тепло, отступив перед вьюгами лютыми. И что случится с людьми тогда?

   Всех погубит она. Выморозит.

   Шло время.

   Рос живот у хааши-келмо.

   И все чаще звенели небеса грозами далекими, сверкали белыми молниями, что вылетают из-под небесного молота. Видать, уговорил Укконен Туули кузнеца. И тот спешил, ковал для человеческой женщины крылья...

   Да только не становилось спокойнее людям.

   Уйдет она. А что будет после?

   Не захочет ли вернуться?

   Отомстить за прошлые обиды?

   И каждый вдруг вспомнил все зло, которое прежде чинил, зная, что не посмеет безымянная ответить... кем она была? И кем стала? И кем еще станет, если дозволить?

   Не колдовство, но страх менял людей.

   Зверели.

   Тогда-то и решено было: выкопать на лесной поляне глубокую могильную яму, выслать ее можжевеловыми ветками да суходольником, что дурманит разум. Оставить в яме семью семь кувшинов с водой, и семью семь хлебов.

   А сверху, как водится, курган насыпать.

   И пусть гуляет ветер. Пусть зовет возлюбленную, да всем известно: нет ветрам под землю ходу.

   Не найдет Укконен Туули свою женщину.

   Решит, что не дождалась, да вернется на небеса, забудет о неверной...

   ...а и светлые боги на людей не прогневаются, что на роженицу руку подняли.

   Так и сделали.

   Обрядили несчастную в наряд похоронный. Заплели ей семь кос, на семь дорог посмертных. Обвязали ноги свежими оленьими шкурами. И живот поясом змеиным заперли.

   Плакала хааши-келмо, умоляла пощадить, если не ее, то хотя бы дитя нерожденное. Руки женские к животу тянула, показывала, что шевелится он, но не нашлось жалостливых.

   Всяк за своих детей боялся.

   И встал посреди поляны новый курган, высокий, черный, и сколь ни сеяли на нем траву - не прорастала. А из кургана будто бы голос доносился, сначала плач, после - крик да такой, что сбежались на него волки со всей округи, и три дня выли, не замолкая.

   Копали.

   Пытались добраться до той, что звала...

   А после раздался плач младенческий. И больше не кричала хааши-келмо, но пела колыбельные... долго пела. Только и у нее иссякли силы. Случилось это перед самой беззаконной ночью.

   Вновь упала на землю беспроглядная тьма.

   И спустился Укконен Туули. Спешил он, подгонял черного волка, который и без того тенью летел по-над землей. Прижимал сын Акку к груди серебряные крылья, легкие, как звездный свет, и крепкие, будто Северные горы.

   Улыбался, грозный, предвидя встречу.