Я прервал письмо и продолжаю его уже вечером, после того, как я дал два частных урока, приготовил ужин, позаботился о твоей матери, заболевшей из-за тебя, посмотрел по телевизору последние известия и программу "Иной взгляд". Я посчитал, что будет уместно рассказать тебе кое-что о моей жизни, – в продолжение тою, что написал я тебе о преодолении и обуздании инстинктов. Не буду входить в подробности, Боаз, о том, что пришлось нам, евреям, вынести от арабов в Алжире, а затем в Париже, где мы оказались "арабами" для евреев и "черноногими" для французов, если ты, случаем, знаешь, что это означает. Я скажу тебе только о том, что мне лично пришлось вынести здесь, в этой стране, да и по сей день приходится выносить – из-за моих убеждений и верований, из-за моего внешнего вида, из-за моего происхождения. Если бы ты знал обо всем этом, уж наверное, уразумел бы, что схлопотать легкую затрещину от такого хорошего человека, как Авраам Абудархам, это все равно, что удостоиться ласки. Но куда там! Тебя-то в этой жизни баловали. Ты все равно не поймешь. А я с самого начала привык в своей жизни получать по три раза на дню настоящие, увесистые оплеухи. И не стану ни в кого швырять ящики. Не только потому, что существует заповедь "возлюби ближнего, как самого себя", но прежде всего потому, что – я повторяю уже сказанное тебе – человек обязан уметь принимать страдания с любовью.

Готов ты выслушать от меня кое-что еще? По-моему, лучше самому принять тысячекратные страдания, чем заставить другого страдать хотя бы однажды. Наверняка, в книге записей Всевышнего, благословен Он, есть несколько черных пометок против имени "Михаэль Сомо". Я не скажу, что это не так. Но среди этих черных пометок ты не найдешь такой, где бы говорилось "причинил страдание другому человеку". Этого нет. Спроси свою мать. Спроси Авраама. После того, как вежливо и красиво попросишь у него прощения и снисхождения. Спроси мадам Жанин Фукс, которая хорошо знает меня еще по Парижу. А вот ты, Боаз, которого Небо наделило высоким ростом, отличной фигурой, золотыми руками и внешностью принца, ты уже начал ходить нечестивыми путями отца своего: высокомерие, жестокость, нарушение закона. Ты причиняешь страдания другим. Ты необуздан. И я решил про себя, что в этом письме не скажу ни единого слова о тяжких страданиях, которые вот уже несколько лет ты доставляешь своей матери (а теперь она просто больна из-за тебя), поскольку ты, на мой взгляд, абсолютно не достоин того, чтобы с тобой говорили о страданиях. По-видимому, ты еще слишком мал для такого разговора. По крайней мере, пока: тебе еще предстоит стать мужчиной и доказать, что в сердце твоем есть чувство стыда.

Если же ты решил быть новым изданием твоего милого отца, то ступай себе и гори в аду. Прости за эти слова. Я их писать не собирался. Но, как

сказано нашими мудрецами, не суди человека, когда он охвачен горем. На самом деле я хотел бы сказать тебе прямо противоположное: я молюсь за тебя, чтобы не пришлось тебе гореть в аду. Потому что – и это сущая правда – ты мне, Боаз, симпатичен.

Все это – лишь вступление. А теперь перехожу к сути письма. Все, что изложено ниже, написано с общего согласия – моего и твоей матери.

а) Ступай немедленно к Аврааму, извинись и попроси прощения. Это – первое.

б) Пока семья Фукс – Бруно и Жанин – согласны держать тебя у себя, в сарайчике для садовых инструментов на их участке, – отчего же нет? Оставайся с ними. Но только отныне я плачу им квартирную плату. Из той суммы компенсаций, что выплатил нам твой отец. Ты не будешь жить там бесплатно. Ты – не нищий, а я – не "социальный случай".

в) Больше всего я бы хотел, чтобы ты немедленно отправился изучать наше Священное писание и какое-нибудь ремесло в одном из религиозных учебных заведений на освобожденных территориях (пишешь ты, словно мальчишка- второклассник).