Чубчик не хотел лишних жертв, поэтому не пристрелил тех двоих, что до сих пор корчились в проходе между колоннами. Однако и умирать он не собирался. Один из солдат нажал на курок, и Чубчик совершенно отстраненно увидел длинный оранжево-желтый язык пламени, выплескивающийся из ствола «АКМ». Оружие словно дразнило свинцом. Первые пули прошли над головой. Боевик толкнул Белоснежку за колонну, а сам, присев, подхватил бесчувственно падающего солдата и, прикрываясь им, словно щитом, несколько раз выстрелил. Один из автоматчиков повалился лицом вперед. Второго сшибла Белоснежка. Высунувшись из-за колонны, она выпустила короткую очередь и тут же отпрянула обратно. Когда пули зацокали по мраморной плитке, Чубчик выстрелил еще три раза. Сначала он даже не понял, что попал. Пули «АКМ» все еще рвали висящее у него на руках тело. И вдруг очередь ушла вверх, протарахтела по потолку. Стреляющий медленно опустил автомат, словно надеялся опереться на него, как на костыль, пошатнулся и опрокинулся на спину.

В эту секунду за спиной Чубчика послышался жуткий, вытягивающий душу крик. Боевик начал разворачиваться, одновременно приседая и вскидывая руку с пистолетом. Белоснежка повернулась раньше и увидела одного из солдат. Лицо его было залито кровью, распахнутый рот темнел черной дырой, окрашенные в бурое зубы абсолютно не были видны, на перебитом носу висели интеллигентские очки, одно стекло которых треснуло, а второе поблескивало в тусклом свете жутковатым огоньком отчаяния. Солдат бежал вперед, выставив перед собой штык-нож. Белоснежка поняла, что Чубчик не успеет ничего предпринять: ни выстрелить, ни уклониться, и, вскинув автомат, нажала на курок. Коротко фыркнула очередь, покатились по полу гильзы. Но что-то было не так. Солдат продолжал бежать. Девушка видела рваные, сочащиеся кровью раны на груди мальчишки, но тот все летел вперед, то ли по инерции, то ли ведомый каким-то невероятным, нечеловеческим отчаянием. Белоснежка выстрелила еще раз и промахнулась.

Чубчик обернулся как раз в тот момент, когда зазубренное, совершенно не опасное для умелого человека лезвие вошло ему под ребра, а кровавая маска горячо ткнулась в его лицо. Боевик увидел выпученный, белый от боли глаз, всю в цыпках шею, тонкие музыкальные руки с въевшейся в кожу армейской грязью, а в следующий момент сообразил, что ранен. Выпустив рукоять штыка, солдат начал сползать вниз. Чубчик повернулся к Белоснежке, показывая: все в порядке. Но ноги его подкосились, он упал на колени, словно кланяясь богу смерти, а потом ничком повалился на труп солдата.

Леденец подхватил Айсберга под мышки.

— Давай залезай, трам-тара-рам, — сипел он. — Шевелиться-то можешь, чучмек?

— Сам… — огрызался тот. — Ты тяни.

— Тяну. Бегемот, подтолкни-ка этого бычка в задницу, а то, я чувствую, мы его до завтра будем вытаскивать! — гаркнул Леденец.

Подхватив Айсберга под ноги, Бегемот попытался забросить мощное тело гиганта на платформу.

Старший «Грозы» увидел боевиков, когда сами штурмовики еще были скрыты темнотой.

— «Гроза» — «Центральной», террористы на «Лубянке», — произнес он в микрофон. — Как слышите?

— Отлично слышим, «Гроза». Вы можете их захватить?

— Попробуем. Передайте нашим, пусть подтягиваются.

— Хорошо, «Гроза». Понял. Не дайте им уйти.

Старший хмыкнул. Легко сказать.