|
Она каталась гораздо лучше меня. В школьные годы я иногда спускалась на горных лыжах по склонам Маарианваара неподалеку от дома, но воспитывавший меня дядя Яри сам ходил исключительно на беговых лыжах, к тому же для такого элитного вида спорта мы были слишком бедны. Поэтому прилично кататься я научилась лишь после возвращения из Америки, да и то, честно говоря, уступала тем, кто овладевал этим искусством с самого детства. В теннисе я тоже чувствовала себя не слишком уверенно. Гораздо лучше у меня обстояли дела с дзюдо, хотя этого я старалась не демонстрировать клиентам и лишь упоминала в резюме и на собеседовании перед поступлением на работу. Однажды мне довелось продемонстрировать пару приемов мужу моей тогдашней работодательницы, и уже через десять секунд он растянулся на земле.
У Юлии зазвонил мобильный. Пытаясь найти его, она долго рылась в сумочке, но наконец вытащила украшенный бриллиантами футлярчик. Я всегда говорила клиентам, что не стоит излишне подчеркивать свое богатство, но Юлия, услышав это, вытаращила на меня свои красивые глаза: – А какой вообще смысл в богатстве, если его никто не увидит? Моя прежняя работодательница Моника фон Херцен придерживалась диаметрально противоположенных взглядов. Она стеснялась своего состояния и стремилась с его помощью приносить как можно больше пользы другим. Юлия же негодовала, когда Сюрьянен чуть ли не насильно затащил ее на какой‑то благотворительный вечер, и утешалась только тем, что могла там продемонстрировать свои украшения. – Папа? – по‑русски произнесла она в трубку. – Почему? Хорошо. Я заметила в ее взгляде легкую, но искреннюю улыбку. Разумеется, бывшая модель прекрасно умела улыбаться на публику, но это была другая, профессиональная привычка. Она отвернулась, не желая, чтобы я видела ее лицо. – На выезде из Женевы страшная пробка. Папа немного опоздает, – сказала она, отпив еще мохито. На прозрачном стакане остался бледно‑розовый след от блеска для губ. – Ты хочешь с ним здесь встретиться? Юлия мало рассказывала о себе. Я знала только, что она единственный ребенок, а ее мать давно умерла. Отца в числе приглашенных на помолвку в модный ресторан тоже не было, и я решила, что у них натянутые отношения. – У отца мало времени. И сейчас он в Швейцарии по делам. – Он живет в Москве? – Нет, около Витебска. Никогда не понимала, зачем отец уехал из Москвы, но он сказал, что дела того требуют. Юлия пожала плечами. За пару недель работы у нее я привыкла, что этим жестом она ставит точку в разговоре. В это время в тихий бар ввалилась толпа молодых людей, говоривших на швейцарском диалекте французского. Они мгновенно уставились на Юлию, хотя она явно была старше этих ребят. Изящное хрупкое сложение, длинные ноги и огромные, обрамленные густыми ресницами карие глаза достались ей от природы. Зато об остальном – золотистых волосах, пухлых губках, груди четвертого размера – она позаботилась сама. Каждый день Юлия проводила несколько часов в тренажерном зале, стремясь сохранить модельную фигуру. Она носила исключительно обтягивающую одежду и высокие каблуки, на которых была на голову выше своего жениха. Я не считала группу парней источником угрозы, но на всякий случай пересела так, чтобы хорошо видеть и их, и входную дверь. Надо отдать должное, Юлия всегда умела показать, что совершенно не нуждается в чьем‑либо обществе: в случае надобности у нее на лице застывало ледяное выражение, мгновенно убивавшее желание подойти и завязать разговор. В такие моменты только я и наша кухарка Ханна не пугались и продолжали общаться с ней, как обычно, а, например, Юрий Транков замирал и лишался дара речи. Честно говоря, я не знала, что мне думать о Транкове. Пару раз мне довелось оказаться с ним в одной постели, а однажды он спас мне жизнь, несмотря на то что незадолго до этого я его жестоко обидела. |
