Не знаю, что тогда подействовало на хозяина: мой крик или мой автомат, но он, ничего не спрашивая больше, спустился с крыльца, как был, босой, оттащил пса к будке, обмотал веревку вокруг вбитого для собаки колышка. Но на пса не цыкнул, и это меня лишний раз убедило — не соврал автор записки, ой не соврал. Бандит, которого тут прячут под землей, должен услышать собачий лай и выбраться через предусмотренный выход. Вот когда пожалел, что не дождался солдат: сразу окружили бы территорию, потому что ход выкопали вряд ли длинный, далеко не убежит.

— Показывай! — я решительно шагнул к Онищуку, красноречиво нацеливая автомат.

— Не знаю, о чем вы говорите, товарищ участковый, — тот говорил со мной, но смотрел на Пилипчука. — Нечего мне показывать. Жена, детей двое, да вы же видели, когда по домам ходили.

— Не морочь мне голову, падла! И зубы не заговаривай! Если потянешь еще немного — дождешься солдат, Онищук, ох дождешься. А как они ищут… ну, сам знаешь.

— Не знаю, что вы ищете. — Хозяин продолжал упираться.

Я сцепил зубы. Не оглядываясь, позвал:

— Ружицкий!

— Слушаю, товарищ лейтенант! — «Штырек» тут же оказался рядом.

— Бывал здесь, в этом доме?

«Штырек» засопел, переступил с ноги на ногу.

— Отвечай, когда спрашивают! — снова рявкнул я.

— Это крестный мой… Бывал…

— Так где твой крестный картошку держит, знаешь?

— Вон там, в погребе…

— А я тебя, Славка, сукин ты сын, у креста держал, — обреченно вздохнул Онищук. — Ищите, что хотите, ваша власть. Я с места не сойду, здесь стану. Захотите стрелять — тут и лягу, в своем дворе.

Треугольная, выложенная кирпичом крыша погреба торчала возле дома, за сараем. Я решительно направился туда. Увидел замок, и, сбив его тремя ударами приклада, распахнул крепкую деревянную дверь.

Оттуда тянуло смесью запахов сырой земли, недавно выкопанной картошки и мышиного дерьма. Вниз вели каменные ступени, их было пять — и я оказался возле сваленной между досок, что отгораживали угол, картошки. Что еще было в погребе — меня тогда не интересовало, не за едой сюда пришел. Я наклонился, зачем-то пощупал картофелины, а потом, став на колени, загреб их к себе и вывалил из самодельного ящика.

Видно, я той ночью очень хотел найти тайник, потому что удача улыбнулась мне очень скоро. В куче картошки рука наткнулась на какую-то доску, и пальцы нащупали что-то вроде ручки. Через мгновение я уже разгребал на дне ящика замаскированный картофелем вход. Все это время управлялся в темноте, но когда убедился, что поиски не напрасны, поднялся с колен, подошел к крайней ступеньке и крикнул в темноту:

— Ружицкий, свет сюда.

«Ястребок» тут же спрыгнул вниз, держа наготове неизвестно где добытый фонарик. Света он давал немного, но мне хватило, чтобы разворошить картофельную кучу, рвануть вверх замаскированную крышку и увидеть темный квадрат хода, который вел вниз, в бункер.

Чем дальше, тем больше я понимал, какая это глупость — припереться сюда одному. Но отступать не хотелось. Наведя дуло на черную дыру, набрал в легкие побольше воздуха и не крикнул — выдохнул в подземелье:

— Внимание! Говорит лейтенант милиции Михаил Середа! Двор оцеплен, сопротивляться бесполезно! Предлагаю сдаться! Жизнь гарантирую! Нет — бросаю гранату!

Не было у меня гранаты. Но и другого выхода не было: теперь уже выставить здесь пост и молча ожидать, пока подоспеют чекисты, не получится. Кровь кипела, желание покарать хоть кого-нибудь за гибель молодой учительницы рвалось наружу.