Отец говорил:

— Ты сам во всём виноват. Делай всё как надо — и я тебя не трону. И не вздумай никому жаловаться. Всем всё равно. А скажешь кому — я твою мать прибью.

И Антон молчал.

Иногда отец отключался. Вот сидит с недовольным лицом, ест мамин суп — и вдруг роняет голову на стол. Но беспокоить его нельзя: мама однажды попробовала его разбудить, он тут же вскочил и принялся лупить её. Страшно. Молча. В кровь.

Когда это случилось, Антон закричал и выбежал в подъезд. Стучал в двери, звал на помощь. Но никто ему не открыл. Отец прав: всем всё равно.

Когда ему стукнуло восемь, отец сломал ему руку за то, что сын попросил не бить маму в день её рождения. Мама плакала и наедине просила Антона никому не рассказывать, что случилось.

— Скажем в больнице, что ты упал, ладно? Пожалуйста, мой хороший! Папа нас любит, просто у него был тяжёлый день... а я сама виновата...

Чтобы мама перестала плакать, он согласился.

Когда Антону исполнилось одиннадцать, отцовская тень в первый раз заговорила с ним.

— Хочешь избавиться от “крокодила Гены”, мальчик?

Антон развернулся в постели, поморщился от привычной боли в исполосованной ударами ремня спине и с недоверием уставился в темноту своей комнаты. На полу светились красным знакомые жуткие глаза.

— Ну, чего тебе? — шёпотом спросил он.

— Хочешь избавиться от “крокодила Гены”, мальчик? — повторила тень.

— Как?

Тень усмехнулась и зашлась в беззвучном хохоте.

— Я расскажу. Только слушайся меня.

На следующий день Антон стащил на кухне большой мясной нож. Спрятал, по совету тени, в сиденье кресла, подпоров край обивки.

Ночью тень сказала:

— Жди год.

— Это долго!

— Так надо.

— Ну, и что мне делать?

— О, это просто, мальчик. Тебе надо только одно: ненавидеть “крокодила Гену”.

Это и правда было просто. Антон и так ненавидел голос отца, взгляд, улыбку, одежду, походку, запах его одеколона — всё-всё.

А весной мама утонула.

Отец вывез их на природу, далеко за город. Приказал им с мамой собирать мелкие белые цветочки. А потом мама провалилась в ледяную протоку. Антон побросал цветы и побежал спасать её.

— Мама! Мама!

Она билась в воде и звала на помощь.

Отец перехватил его у самой воды. Сжал плечо так, что кости захрустели, и сказал:

— Бесполезно. Видишь, какая тварь её схватила?

Антон сквозь слёзы видел гибкие корни, опутавшие мамины ноги и утаскивающие её вниз. Он пытался вырваться, но не сумел. Отец быстро разозлился, швырнул его на землю и приложил головой о камень.

— О тебе же забочусь, тупой!

Пришёл в себя он уже дома. Прислушался: мама не возилась на кухне, не шуршала веником в коридоре, не сидела в ванной. Её не было. Совсем.

У Антона сильно болела голова, рука плохо слушалась, почему-то ныл правый бок. Но всё это было неважно.

Он смотрел в потолок сухими глазами и чувствовал, как внутри него что-то смерзается ледяным комом.

С утра отец велел ему готовить завтрак. Антон поставил чайник и посмотрел отцу в глаза.

 — Не смей! — рявкнул отец.

И тут же отключился.

Тень, распластанная на холодильнике, сказала:

— Неси нож.

Антон молча сходил за почти забытым в недрах кресла ножом.

— Хорошо. Теперь отрезай меня. Вот тут. И здесь. Вот тут. И тут. Молодец.

Закончив, Антон остался стоять рядом с отцом. Внимательно смотрел на него. Сколько у него седых волос. Какие глубокие морщины. Он такой старый. Как просто ударить его ножом.