– Шалом, я в курсе! Шоб ты был дико удивлён, но я рублюсь в зоологии, и ты не козёл, у тебя нет рогов, поскольку я честная кобыла, а ты… ты… Святой Моисей, с кем я разговариваю, ты же вообще как есть гой необрезанный?!

– Ну знаешь…

– А таки вот и не знаю! Другие знают, а у меня был только ты! И я была только с тобой, шо на выпасе, шо в конюшне, об чём вся сплошь жалею, тоскую и таки со слезами раскаяния подсчитываю упущенные возможности!

Потом они оба наконец-то соизволили обратить на меня внимание, но, прежде чем чёрный великан успел вставить хоть слово, быстрая андалузская кобылка скакнула вперёд, прижавшись ко мне грудью и положив голову на плечо.

– Ох, лорд Белхорст, таки как же мне повезло, шо хоть вы меня всю понимаете!

Я предупреждающе поднял ладонь, давая знак своему коню, чтоб тот и думать не смел вмешиваться.

– У меня такое горе, ой вей, такое горе, шо я даже не знаю, с чего начать. Да и с чего оно всё началось, тоже уже не есть так уж важно. Но вы же к тому тоже близки, у вас оно тоже есть, вы разбираетесь в чувствах?!

– Понимаю, он должен извиниться?

– Лорд Белхорст, я же вся вас люблю!

– Центурион?

– Ну-у…

– Не нукай, не запряг. – По отношению к высоченному вороному жеребцу с гривой до колена и размером копыта с тарелку это звучало двусмысленно. – Давай по-быстрому извиняйся перед девушкой, и закроем эту тему.

– Но я ни в чём не виноват.

– Тогда тем более извинись, дубина!

Центурион посмотрел мне в глаза, оценил набегающие слёзы на длинных ресницах Ребекки и безоговорочно капитулировал всеми четырьмя подковами. После страстных извинений и жарких взаимных примирений, когда я уже собирался уходить, мой чёрный скакун удержал меня зубами за воротник.

– Друг мой, хозяин и господин, – с непередаваемой гремучей смесью всех мыслимых интонаций пробурчал он, – помнится, твоя Хельга под честное слово обещала мне пару книжек почитать. И что-то там ещё по поводу публикации моих мемуаров в журнале «Люди и кони». Не то чтобы я её торопил, но, знаешь ли…

– Ой, оставь лорда в покое, – вступилась за меня деликатная и всё понимающая Ребекка. – Ты шо, таки сам не видишь, что у человека проблемы, ибо он же папа? Ты не отец, тебе не понять. Пусти меня, и мы с лордом Белхорстом таки дружно поплачем вместе. А шо не так? Оно ему надо!

Чёрный конь изумлённо уставился на меня глаза в глаза.

– Хельга больше не придёт?

Что я мог сказать в ответ? Горло перехватило…

Меня спасла леди Мелисса. Болтливые лошади – это тот ещё комикс, и если бы они лишь болтали между собой, так кто бы парился, но в наших краях такие демократичные идиоты, как я, позволяют им лезть в человеческие дела. Порой это полная задница…

– А я вас вижу, мой скромный искуситель!

Врёт как дышит. Старая вешалка ни за что не могла с высоты гостевой башни видеть меня, беседующего с парой говорящих лошадей в дальнем углу конюшни. В стойлах, кстати, стояло ещё с десяток скакунов, неговорящих или не представляющихся таковыми. Лошади у нас разумны, но делятся даром языка далеко не все. Это их право, иногда молчание – золото.

Именно поэтому я молча вышел из конюшни и, не раскрывая рта, встал под окном гостевой башни. Улыбающаяся леди Мелисса, разнаряженная в меха и парчу, накрашенная так, что любой Пикассо обзавидуется, уставилась на меня сверху вниз.

– Лорд Белхорст, не знаю, как вы это переживёте, но нам надо расстаться.

Я опустил голову, боясь поверить собственным ушам.