Дойдя до перевала Тотиноки, воины увидели перед собой на западе Цуругу. До простиравшихся на севере гор провинции Этидзэн было рукой подать.

Солнце уже клонилось к западу, небо и землю заливал ослепительный и многокрасочный свет, способный затмить великолепие самой яркой радуги. Лицо Хидэёси, обгоревшее под солнцем, было багрово-красного цвета. Хотя, взглянув на полководца, трудно было догадаться, что он не спал несколько ночей подряд. Казалось, он просто забыл, что человеку иногда нужно поспать. Неудержимо и безостановочно продвигаясь вперед, он так и не распорядился о привале. В это время года стоят самые короткие ночи. Еще засветло основное войско встало на ночлег в Имадзё, уже в провинции Этидзэн. Но передовой отряд пошел дальше — ему было предписано продвинуться до Вакимото, что означало еще два ри пути, тогда как тылы остановились на ночлег в Итадори, примерно на том же расстоянии позади основного войска. Таким образом, вся армия Хидэёси рассредоточила свои порядки на расстояние в четыре ри.

Этой ночью Хидэёси позволил себе глубоко и безмятежно заснуть. Настолько глубоко, что ему не мешал крик многочисленных в здешних горах кукушек.

«Назавтра мы захватим крепость Футю, — уже засыпая, подумал Хидэёси. — Но как отнесется к нашему прибытию Инутиё?»

И чем, интересно, все это время он занимался? В полдень накануне он со своим войском был примерно в тех же местах, где разыгралось решающее сражение, но, не дождавшись захода солнца, увел войско в крепость Футю, принадлежащую его сыну.

— Благодарение богам, ты жив и в безопасности, — сказала жена Инутиё, выйдя встретить мужа.

— Позаботься о раненых. Мною ты сможешь заняться позже.

Инутиё даже не снял доспехов и не скинул с ног сандалий. В глубокой задумчивости он неподвижно застыл у крепостных ворот. Его оруженосцы тоже были здесь. Выстроившись в ряд за спиной господина, они ждали его решения.

И вот в крепость одно за другим внесли укрытые знаменами тела воинов Маэды, павших в сегодняшнем сражении. Затем настал черед раненых: их или вносили на носилках, или они входили сами, тяжело опираясь о плечи соратников.

Клан Маэда потерял тридцать с лишним человек, что, конечно, не шло ни в какое сравнение с потерями кланов Сибата и Сакума. В храме зазвонил колокол, солнце все больше клонилось к западу, дым и запахи стряпни донеслись с кухни и разошлись по всей крепости. Воинам было приказано ужинать. Однако им не разрешили расходиться по крепости и окрестностям: каждая часть держалась возле своего командира, как будто войско по-прежнему находилось на поле боя.

Страж от главных ворот возвестил:

— К крепостным воротам прибыл властитель Китаносё!

— Что? Кацуиэ? — в изумлении пробормотал Инутиё.

Такой поворот событий оказался для него совершенно неожиданным. Ему была невыносима мысль принять этого человека, уже превратившегося в беглеца и изгнанника. Какое-то время Инутиё размышлял, не зная, что предпринять, а затем сказал:

— Что ж, выйду приветствую его.

Инутиё вместе с сыном вышел из внутренней цитадели. Пройдя последней лестницей, он оказался в темном коридоре, ведущем к главным воротам. Вдогонку за Инутиё устремился один из его личных слуг, человек по имени Мураи Нагаёри.

— Мой господин, — прошептал Мураи.

Инутиё испытующе посмотрел на него.

Мураи торопливо зашептал ему на ухо:

— Прибытие сюда князя Кацуиэ — ни с чем не сравнимый счастливый случай. Если вы убьете его и пошлете его голову князю Хидэёси, ваша былая дружба будет восстановлена безо всяких затруднений.

Инутиё внезапно ударил Мураи в грудь.

— Замолчи, — грозно прорычал он.