Пучетти, вместо того чтобы занять свое место за столом, шагнул вперед и осторожно принял пальто из рук Брунетти.

– Я отнесу его к вам в кабинет, если вы не возражаете, Dottore.

– Нет‑нет, пусть лучше останется здесь, не беспокойся.

– Лучше все‑таки отнести его наверх, сэр. У нас тут за последнее время пропало несколько вещей.

– Как так? – удивился Брунетти. – Из комнаты охраны? В квестуре?

– Так точно, сэр, – отозвался Пучетти, кивая в сторону бесконечной очереди, протянувшейся от дверей «Ufficio Stranieri»,  в которой, как казалось, сотни людей терпеливо ждали, пока им выдадут формы, после заполнения которых их пребывание в городе будет наконец узаконено. – Сейчас у нас тут полно албанцев и разных там славян, а уж они, как известно, тащат все, что плохо лежит.

Если бы Пучетти сказал нечто подобное Паоле, она просто‑напросто стерла бы его в порошок, заклеймив фанатиком и расистом и доказав ему, что нельзя судить обо всей нации по отдельным ее представителям. Но поскольку Паолы в кабинете не было, а Брунетти, признаться, отчасти разделял взгляды Пучетти, он ограничился тем, что поблагодарил молодого человека и, выйдя из кабинета, покинул здание.

7

Покидая площадь Санта‑Мария‑Формоза, Брунетти вдруг вспомнил, что еще прошлой осенью видел что‑то необычное на площади Санта‑Марина. Еще одна крошечная сатро, поворот направо, и… он очутился на площади Санта‑Марина. За окном зоомагазина уже были вывешены металлические клетки с птицами. Брунетти подошел поближе, чтобы убедиться, что merlo indiano  все еще там. Ну конечно, вот он, в самой верхней клетке, черные перья блестят, и круглый бусинка‑глаз, не мигая, глядит на Брунетти.

Брунетти приблизился к клетке и поприветствовал дрозда:

– Ciao.

Никакой реакции.

– C‑ia‑o, – нимало не смутившись, нараспев проговорил Брунетти.

Дрозд перелетел с одной жердочки на другую, повернулся и уставился на него другим глазом. Брунетти огляделся по сторонам и увидел, что прямо посреди campo, перед edicola остановилась какая‑то пожилая седовласая синьора и внимательно за ним наблюдает. Сделав вид, что не замечает ее, он снова обратился к дрозду.

– Ciao, – повторил он.

Неожиданно ему пришла в голову мысль, что это вполне мог быть другой дрозд: в конце концов, все эти небольшие черные птицы так похожи одна на другую. Он предпринял последнюю попытку:

– Ciao.

Молчание. Разочарованный, он повернулся, чтобы уйти, вяло улыбнувшись седовласой даме, которая по‑прежнему неподвижно стояла посреди campo, наблюдая за ним.

Не успел он пройти и двух шагов, как услышал, что его собственный голос произнес, растягивая гласные, как это делают птицы:

– C‑i‑aa‑oo.

В ту же минуту он снова очутился возле клетки.

– Come ti stai? – спросил он на этот раз и немного погодя повторил свой вопрос. Он почувствовал, что за его спиной стоит та самая седая синьора. Обернувшись, он улыбнулся ей; она улыбнулась ему в ответ.

– Come ti stai? – снова спросил он у дрозда, и тот, с абсолютной точностью копируя его голос, повторил:

– Come ti stai?

– А что он еще может сказать? – поинтересовалась синьора.

– Не знаю, синьора. Это единственное, что я от него слышал.

– Чудесно, не правда ли? – В ее глазах засверкали веселые искорки, и Брунетти показалось, будто она в один миг помолодела на несколько десятков лет.

– Да, чудесно, – согласился Брунетти. Наконец он ушел, а она осталась около клетки, повторяя нараспев: «ciao, ciao, ciao».

Пройдя через Санти‑Апостоли и минуя Страда‑Нуова, он добрался до Сан‑Маркуола, где сел на один из пароходиков, курсировавших по Большому каналу.