И денег не так много было, рубля примерно пятьдесят четыре с полтиной, а вот карточку эту жалко. Была она мне, как Карл Маркс выражался, средством прибавочного производства. И еще кошелек жалко, вроде как память.
— Женщина, что ли, подарила? — поинтересовался Маркиз.
— Зачем женщина? Мне этот кошелек вручила товарищ Парамонова Валентина Сергеевна за победу в районном конкурсе судомоделистов! — Лицо Кеши порозовело от гордости.
— В каком же это году было? — вытаращился Леня.
— В каком годе? Дай бог памяти, точно помню, что в одна тысяча девятьсот, а как же дальше-то?
— Все ясно. Вскоре после разгрома белых под Перекопом.
— Вот насчет этого точно не скажу, — засомневался Кеша. — Под Перекопом не был, не привелось. В Доме отдыха на озере Селигер бывал, и еще в Пятигорске, в пансионате «Заря коммунизма». Только насчет кошелька я напрасно беспокоился. Когда народ из автобуса схлынул, я этот кошелек нашел. Под переднее сиденье вор его подкинул. Конечно, перед тем все из него выгреб — и примерно пятьдесят четыре рубля с полтиной, и карточку мою дисконтную. А кошелек, значит, выкинул, как он есть улика против него и доказательство.
— Как ты, однако, хорошо свои деньги помнишь, — восхитился Маркиз. — Прямо как в банке.
— Оттого я запомнил, сколько их было, что мне аккурат столько же годов, сколько в том кошельке находилось. Те же пятьдесят четыре с полтиной! А кошелечек-то вот он, кошелечек мой памятный! — Кеша продемонстрировал Маркизу квадратное портмоне из жесткой, как солдатская подошва, кожи с едва просматривающимся на передней стороне силуэтом Спасской башни.
— Хорошо, однако, делали вещи на четвертой кожевенно-обувной фабрике, — с уважением кивнул Маркиз.
— А то, — поддержал Кеша, — сносу нет! Я бы его сыну передал, если бы не сложные семейные обстоятельства.
— Какие еще обстоятельства?
— Полное отсутствие семьи — вот какие! — Кеша вздохнул и с надеждой глянул на Маркиза: — Так как, гражданин капитан, оказал я содействие?
— Оказал, оказал! — Маркиз отпустил его и легонько подтолкнул в сторону выхода из магазина.
Он оказался там же, откуда начал, то есть в тупике. Или, если угодно, у разбитого корыта. Единственный след оборвался, не дав никакого результата.
Леня покинул магазин, сел в свою машину и задумался.
Кеша явно не врал. Его организм вообще не был приспособлен к сложному вранью. Да и кошелек эпохи первых пятилеток свидетельствовал в пользу изложенной версии.
Вспомнив Кешин кошелек, Маркиз вытащил из бардачка бумажник, который получил от заказчика.
Конечно, этот бумажник был куда новее и приличнее Кешиного. Кожгалантерейные изделия роднило тем не менее скудное содержимое.
В Кешином бумажнике были пятьдесят четыре с половиной рубля и дисконтная карта. В бумажнике погибшего связного — тоже дисконтная карта и совсем немного денег.
Маркиз вытряхнул купюры из бумажника и пересчитал их. Оказалось семьсот восемьдесят рублей — пятисотка, две сотенных, пятьдесят и три мятые десятки. На возраст никак не похоже.
В голове у Маркиза мелькнула смутная мысль, но тут же скрылась, потому что вместе с деньгами из кошелька выпал смятый бумажный комочек.
Леня осторожно развернул его, стараясь не повредить.
Это оказался магазинный чек.
— Снова магазин, — вздохнул Маркиз. — Наверняка снова пустые хлопоты!
Он разгладил чек и вгляделся в то, что на нем отпечатано.
Сверху было название магазина — «Синемания». Ниже шли сплошные цифры, из которых Маркиз понял только цену — шестьсот шестьдесят рублей. |