Он заправил в штаны майку, посмотрел на жену. Будто мысленно спрашивал её: «Ты довольна?».

Елизавета Павловна кивнула.

— Иди, Юра, — разрешила она.

Положила мне руку на плечо (холодным пальцем прикоснулась к моей шее).

Добавила:

— А мы с мальчиком на кухне обсудим наши дела. Иди за мной, Миша.

* * *

Кухня в квартире Каховских размерами превышала Надину кухоньку раза в три (в два раза — точно). Я вошёл туда следом за Елизаветой Павловной. И сразу же увидел на окне (на фоне яркого голубого неба) цветочный горшок с неизвестным мне растением. Тот висел на подвеске из белого полипропиленового шнура (на моей подвеске), которая неплохо вписалась в кухонный интерьер. Я пробежался глазами по белой мебели (пеналу, мойке, навесным шкафам). Взглянул на новенький холодильник «Минск-15М». Заценил обеденный стол на резных ножках. Без спроса уселся на обитый кожей (не дерматином!) бежевый угловой диван.

А ещё я почувствовал в кухне недурственный запах кофе (именно кофе, а не того невкусного напитка, которым меня поили в больнице). Будто совсем недавно здесь жарили кофейные зёрна. Почувствовал, как жалобно заурчал живот. Наверняка его спровоцировали на это мои воспоминания: сомневался, что Мише Иванову доводилось пробовать хороший кофе (и уж тем более не верил, что мальчик был кофеманом). Я повертел головой. На газовой плите заметил медную турку с зауженным горлышком и длинной деревянной ручкой. Она внешне походила на ту, что в две тысячи десятом году друзья привезли мне из Стамбула.

Кофе мне не предложили.

Елизавета Павловна взяла с полки слаженный пополам тетрадный лист в клеточку, бросила его на столешницу передо мной. Вынула из кармана халата кошелёк. Сверху листа бумаги положила четыре банкноты (достоинством в десять рублей каждая) и горсть блестящих монет.

— Это за пятнадцать подвесок, — сказала она. — Сорок один рубль и восемьдесят пять копеек. За вычетом комиссионных магазина, разумеется. Весь твой товар мы пока не продали. Но я решила отдать вам деньги за проданные подвески сейчас. Потому что вспомнила о твоем желании купить маме швейную машину. Миша, ты ведь ещё не передумал?

Я покачал головой.

Каховская постучала ногтем по бумаге.

— Это отнеси маме, — велела она. — Там всё подробно расписано: что, сколько и почему. Пересчитай деньги. На подарок для Надежды Сергеевны их не хватит. Это в том случае, если вы хотите приобрести новую швейную машину. Но я могу вам предложить другой вариант. Нам позавчера принесли Подляночку. «Подольск-142». Электрическую. В великолепном состоянии. Ею почти не пользовались.

Елизавета Павловна выдержала паузу.

— Наш приёмщик оценил её в пятьдесят рублей, — сообщила она. — Это дешевле, чем покупать новую машинку. Чувствительно дешевле. Женщине подарили Подлянку на юбилей. Но у неё уже есть другая машинка — привычная. Эту она продаёт — так бывает. Но не часто. Я велела пока не ставить на швейную машину ценник — попридержать товар. Решила предложить её вам.

— Спасибо, — сказал я.

Женщина по-птичьи склонила на бок голову.

— Миша, можешь мне поверить: покупатель на неё нашёлся бы быстро. Мы продали бы эту швейную машину за один день. Ещё бы и с выгодой для продавца — есть у них такая привычка… искать выгоду лично для себя. Но я помню о твоём желании порадовать маму. Потому и пошла на это нарушение правил работы. Распорядилась, чтобы волокита с постановкой машинки на продажу продлилась до завтрашнего вечера.

Каховская протянула руку к деньгам — придвинула купюры и монеты ко мне.

— Здесь немного не хватает до стоимости швейной машины, — сказала она. — А швейную машину нужно выкупить уже завтра. Другой такой возможности приобрести замечательный товар по низкой цене может и не представиться.