— Читаем, дядя Юра.

С показным сожалением вздохнул.

— Не забывайте, что нам всего лишь по десять лет, — сказал я. — Не до чего более интересного мы пока не доросли. А у меня дома даже видика нет — поэтому и фильмы на немецком языке тоже не смотрим.

Каховский озадаченно кашлянул.

— Вот уж не думал, что порадуюсь отсутствию у тебя видеомагнитофона, — сказал он. — Намекну Лизе, чтобы не продавала его тебе. Хорошо, что хоть книжки у нас… на немецком не печатают.

Юрий Фёдорович придвинул к себе туфлю-пепельницу, постучал по её краю дымящейся сигаретой.

— Ну а когда дорастёшь… до чего-то интересного, — сказал Каховский, — вспомни, что у меня есть хороший ремень — армейский: со срочной его домой привёз. Ну а Зойке я о нём сам напомню.

Старший оперуполномоченный помахал сигаретой — та оставила в воздухе тонкий, похожий на шнурок дымовой шлейф.

— Девочек нельзя обижать, — сказал я. — Так мне мама говорила.

Разогнал рукой подлетевший к моему лицу шнурок из дыма.

— Цените, дядя Юра, что именно я вам об этом напомнил. Ведь сами знаете: гуманный зять — мечта любого нормального родителя… и лучшее средство для спокойного сна.

Юрий Фёдорович откинулся на спинку кресла, забросил ногу на ногу (будто приготовился к долгой беседе). Я понял, что Зоя не ошиблась: Каховский действительно никуда не спешил. Кофе у него в чашке закончился. Да и газету майор милиции, похоже, уже просмотрел. Потому он нашёл себе новое развлечение: решил поупражняться в острословии с десятилетним мальчишкой (со мной). Старший оперуполномоченный Великозаводского УВД неторопливо затянулся табачным дымом (при этом он не спускал с меня глаз, будто настраивался на допрос подозреваемого).

Я опередил его вопрос.

— Дядя Юра, я вот что хотел у вас попросить, — сказал я. — Разрешите Зое бросить танцы. Она их ненавидит. И отпустите её завтра после школы со мной — часиков до девяти.

Каховский хмыкнул. Но ответил не сразу. А только после того, как не спеша выпустил в крону тополя струю серого дыма.

— Приданного за неё не дам, — сказал он. — Даже не проси.

Майор милиции покачал головой. Кончик сигареты обломился — упал Каховскому на штаны. Юрий Фёдорович встрепенулся, стряхнул с треников сигаретный пепел.

И вновь посмотрел не меня.

— А вот выкуп за дочь могу и потребовать, — добавил он. — Не для того красавицу растил, чтобы отдать её… за просто так. Усёк… зятёк?

— Усёк, дядя Юра.

Каховский вновь нарисовал сигаретой в воздухе черту — будто провёл между нами границу.

— Куда собрались-то… несозревшие? — спросил он.

— В наш ДЮСШ пойдём, дядя Юра. Запишемся на самбо.

— Куда?

Юрий Фёдорович навалился на подлокотники — кресло жалобно взвыло. Старший оперуполномоченный подался вперёд, будто хотел лучше расслышать мои слова. Пепел снова свалился ему на штаны.

Каховский дёрнул ногой.

Но на трениках осталась подпалина — очередная.

— На самооборону без оружия, — сказал я.