Как всегда после выпивки, Павел Петрович почувствовал себя легче. Кровь быстрее побежала по жилам, и от прежней вялости не осталось и следа. Ум заработал четко и строго, как кузнец, выковывая ясные, емкие мысли.
Итак, Храбровицкого они не отпустят. Если заказ на его арест поступил из Кремля, значит, дергаться бессмысленно. Но бессмысленно ли?
Павел Петрович взял со стола телефон и набрал номер дочери.
— Ну что, какие новости? — спросил он, когда она отозвалась.
— Они собираются продлить срок содержания Храбровицкого под стражей, — ответила Лариса.
— Свинство какое, — нахмурил черные брови Павел Петрович. — Хотя иначе и быть не могло. Государство — стена, и биться об эту стену не имеет смысла.
— Так было раньше, — строго сказала Лариса. — На дворе демократия, папа. И любую стену можно пробить, если действовать согласованно.
— У тебя есть какие-то мысли на этот счет?
— Да. Я собираюсь организовать митинг возле Басманного суда. Я уже договорилась с ребятами и позвонила на телевидение. Сейчас еду за разрешением.
— А если не дадут? — усомнился Павел Петрович.
— Если не дадут, мы выйдем так. — Голос дочери был суров и непреклонен.
«Вся в мать», — подумал о ней Кизиков. А вслух сказал:
— Что ж, дочка, действуй.
Она выдержала паузу. Затем спросила — прямо и жестко:
— Ты пойдешь с нами?
— А ты этого хочешь?
— Важно — хочешь ли ты этого сам.
Павел Петрович задумался.
— Староват я уже для митингов… — медленно проговорил он.
— Твое дело, — сказала Лариса и положила трубку.
Кизиков положил телефон на стол, посмотрел на него, усмехнулся и повторил уже вслух:
— Вся в мать. Такая же упрямая.
2
Митинг состоялся через два дня. Собралось человек тридцать, почти все — из «Ассоциации инвалидов и ветеранов афганской и чеченской кампаний». Павел Петрович стоял в переднем ряду с транспарантом, на котором огромными синими буквами по белому фону было написано:
Рядом с ним стояла Лариса. Ее транспарант гласил:
Вначале она хотела написать «Свободу Храбровицкому!», однако брат Геннадий поднял ее на смех.
— Это звучит так же смешно, как «Свободу Юрию Деточкину!». Помнишь ту комедию?
«И правда, смешно», — согласилась Лариса. Слоган «Храбровицкий — сын России!» предложил ей друг олигарха (и сам олигарх, если верить «Форбсу») Борис Берлин.
Спокойно и убедительно, — сказал он. — Никаких призывов, никакого боя. Просто констатация факта. Спокойный тон убеждает сильнее, чем выкрики и ругань, это я по собственному опыту знаю.
Лариса не могла с ним не согласиться.
Спокойный тон сработал. Позже, просматривая запись митинга по телевизору (благодаря усилиям Ларисы его показали по трем каналам), она увидела, что камеры операторов чаще всего выхватывали из толпы именно ее лозунг. Вероятно, он покорил телевизионщиков своей необычностью и парадоксальностью. Словно Храбровицкого судили за то, что он больше других любит свою родину и вся его деятельность была направлена на то, чтобы осуществить чаяния своего народа. Что ж, отчасти так оно и было. По крайней мере, в приписываемых ему преступлениях Храбровицкий виновен не был — в этом Лариса была твердо уверена, так же твердо, как и остальные члены «Ассоциации ветеранов». |