— Что они вам сделали?
— Я не…
— Разве они заслуживали смерти?
— Смерти? — Глаза девушки вспыхнули. — Да! Они заслуживали смерти! Они сами посылали людей на смерть, ясно вам?.. Это, конечно, не значит, что его убили мы, — опомнилась девушка. И быстро добавила: — Тут вообще нет никакого «мы». Я же говорю, мой жених и мой брат не общались.
Поремский перевел дух (он устроил этот прессинг сознательно, надеясь, что, вспылив, девушка проговорится о чем-нибудь важном) и сказал:
— И все-таки вы не хотите отвечать на мои вопросы правдиво. Я всегда вижу, когда мне врут. Вы делаете это не очень искусно.
Внезапно лицо Ларисы исказилось откровенной, ничем не прикрытой злобой.
— Да ну вас к черту, — желчно и устало сказала она. — Тоже мне проницательный нашелся. Я больше не скажу вам ни слова, ясно? Хотите меня допрашивать — сперва арестуйте. А теперь — убирайтесь вон! Не хочу вас больше здесь видеть.
Когда Поремский вышел из квартиры, Лариса крикнула ему в приоткрытую дверь:
— И зарубите себе на носу: я вас не боюсь. У вас нет никаких доказательств. А будете слишком много фантазировать — попадете в психушку!
— При первой нашей встрече вы показались мне умнее, — ответил ей Поремский.
Кизикова захлопнула дверь. Володя повернулся и пошел по лестнице вниз.
— Я почти уверен, что они причастны к этому, — говорил десятью минутами позже Поремский Турецкому, прижимая к уху телефон. — Она вполне конкретно выразила свое отношение к смерти генералов. И еще: все, что я узнал — от коллег Бабаева, от этих старушек во дворе, — дает мне основания предполагать, что Геннадий Кизиков и Евгений Бабаев были знакомы. И даже дружны. Уверен, что у них было что-то вроде тайного общества, куда входили бывшие вояки. Сходки они устраивали в квартире Кизиковой и Бабаева. А вот чем занималось это «тайное общество» — это нам еще предстоит выяснить. В любом случае Кизикову необходимо задержать.
— Приезжай в контору, мы это обсудим, — коротко ответил ему Турецкий.
Глава седьмая
ЩИТ АХИЛЛЕСА
(за два года до взрыва)
1
— Нет, папа. Ты не прав. — Лариса упрямо наморщила переносицу. — Власти нельзя уступать даже в малом, иначе потеряешь в большом. Иначе любое, даже самое святое, дело ждет крах.
Они сидели в кафе подмосковного пансионата и пили сухое вино, закусывая его оливками и копченым мясом, нарезанным тонкими ломтиками. Отец нахмурил черные, цыганские брови и сказал в ответ на тираду дочери:
— Но непримиримость тоже никогда не приводила ни к чему хорошему. Нужно быть лояльным к власти, и тогда она будет лояльна к тебе. Если чиновник говорит — «плати», нужно платить. И платить столько, сколько он просит. Иначе это обойдется тебе еще дороже.
— Слышали бы тебя какие-нибудь англичане или французы, — фыркнула Лариса.
— А думаешь, у них не так? Во всех странах чиновники — продажные твари.
Лариса страдальчески закатила глаза:
— Пап, я тебя умоляю. Ты дальше Польши да Болгарии никуда не выбирался. Я бы на твоем месте пожаловалась на произвол местных властей, иначе этот санаторий обойдется тебе в такую копеечку, что…
— Во-первых, не мне, — поправил ее Павел Петрович. — А во-вторых…
— Все равно! — перебила Лариса. — Чужие деньги тоже надо беречь!
— А во-вторых, я лучше тебя знаю, как нужно действовать в подобной ситуации, — договорил Павел Петрович. |