— Вкусно пахнет.
— Сэндвичи с фрикадельками от Пино. Они еще горячие. Я только что пришел.
Нормально было бы дать Морелли от ворот поворот, но было бы прегрешением против всего святого завернуть обратно фрикадельки от Пино.
Я открыла дверь, и Морелли последовал за мной. Бросив сумку на маленький столик в прихожей, я протопала в кухню. Там взяла две тарелки из стенного шкафчика и поставила на стойку.
— Мне трудно поверить, что это только дружеский визит.
— Может, и не совсем, — согласился Морелли, подойдя ко мне так близко, что я ощутила его дыхание затылком. — Я подумал, что ты могла бы пожелать узнать, что дало медицинское освидетельствование мамаши Максин Новики.
Я положила сэндвичи на тарелку и поделила овощной салат.
— Ты хочешь испортить мне аппетит?
Морелли отошел к холодильнику поискать пиво.
— Она была оскальпирована. Как старина ковбой в фильмах про индейцев. Только в данном случае сняли недостаточно, чтобы ее прикончить.
— Какая тошнотворная гадость! Кто мог сотворить такое?
— Хороший вопрос. Новики не говорит.
Я отнесла тарелки на стол.
— А что насчет отпечатков на ноже?
— Никаких отпечатков.
— Даже миссис Новики?
— Правильно. Даже миссис Новики.
Я поедала сэндвич и обдумывала последний поворот событий. Оскальпирование. Бе-е-е.
— Ты ищешь ее дочурку, — произнес Морелли. Утвердительно, а не вопрошая.
— Угу.
— Думаешь, тут могла бы быть связь?
— Два дня назад я опрашивала одну из подруг Максин по работе. У нее рука была замотана бинтом. Сказала, что несчастный случай: оттяпала нечаянно палец на кухне.
— Как зовут эту подругу?
— Марджи как-то там. Живет на Барнет. Работает в дневную смену в «Серебряном Долларе».
— Есть еще какая-то расчлененка, о которой мне следует знать?
Я приступила к салату.
— Нет. На этом все. Это была тихая неделька.
Морелли всмотрелся в меня:
— Ты что-то утаиваешь.
— С чего ты так решил?
— Могу сказать.
— Ты ничего не можешь сказать.
— Ты все еще злишься на меня из-за того, что я не звонил.
— Я не злюсь!
Тут я стукнула кулаком по столу так, что подпрыгнула бутылка с пивом.
— Я собирался позвонить, — заявил Морелли.
Я встала и стала собирать пустые тарелки и столовые приборы. БАМС, клац, клац!
— Ты — дисфункциональное, ни на что негодное человеческое существо.
— Неужели? Ну, а ты чертова страшилка.
— Ты хочешь сказать, что боишься меня?
— Любой мужик в здравом уме боялся бы тебя. Ты помнишь, что говорит история с алой буквой? Так тебе следует на лбу сделать татуировку «Очень опасна. Не подходить!». Я вихрем помчалась на в кухню и грохнула тарелки на стойку.
— По счастью, я очень хороший человек.
Я повернулась к нему и сощурила глаза.
— Что такого опасного во мне?
— Да много чего. Вот у тебя этот взгляд. Будто ты хочешь выбрать кухонные занавески.
— Нет у меня этого взгляда! — заорала я. — А если и есть, то не для твоих кухонных занавесок!
Морелли припечатал меня спиной к холодильнику.
— А еще как ты заставляешь биться мое сердце, когда вот так возбуждаешься.
Он наклонился и поцеловал меня в ушко.
— А эти волосы… Я люблю эти волосы. |