— Нет! — закричал Робби.

Я вскочила на ноги, схватила ее — и как дерну льва за задние лапы! Лев выскочил на волю, обслюнявленный, блестящий — и в крови.

— Ай! Ты мне губу поцарапала, свинюга! — заверещала Шлёпа, прижав руку ко рту.

— Так тебе и надо! Сама виновата. — Сердце у меня так и колотилось. — Почему ты вечно вредничаешь?

— Потому что ты с твоим мелким братцем-нытиком мне поперек горла. Быстрей бы вы уже выкатились отсюда, — процедила Шлёпа.

— Привет, ребята! Что за шум? — Папа влетел в кухню в пижаме и теперь стоял и чесал голову. Он посмотрел на Шлёпу. — Не слишком гостеприимные речи.

— Они первые начали! Смотри!

Шлёпа задрала голову и показала ранку на губе. Папа присмотрелся к маленькому пятнышку крови:

— Как это тебя угораздило, Шлёп?

Та многозначительно воззрилась на меня.

— Розалинда? — изумился папа. — Розалинда, неужели ты и впрямь ударила сестру?

— Она мне не сестра, — пробубнила я сдуру.

— Поверить не могу, что ты полезла в драку! — покачал головой папа.

— Она меня защищала. — Робби выполз из-под стола.

— Прячешься за юбкой сестры, да, Роберт? — сухо спросил папа.

— Я драться не умею, — сказал Робби, и, в общем, не соврал.

— А из-за чего драка-то началась? — поинтересовался папа.

Мы уставились на свои босые ноги. Я погоняла большим пальцем кукурузные хлопья: мы ели прямо из пачки и просыпали немножко на пол.

Папа тяжело вздохнул:

— Ладно, бог с вами. А ты, Розалинда, держи себя в руках. Не вздумай больше драться! Я не потерплю в своем доме такого поведения. А ну-ка помогите мне на стол накрыть, шевелитесь. — Папа стал протискиваться к шкафу с посудой и наступил на пластмассового зверька. — Черт! — Он поднял слона и бросил его в Робби. — Ты хуже Моди, по всему дому игрушки разбрасываешь. Вроде бы взрослый уже играть в эту ерунду.

Робби понурился. Неужели папа забыл? Он сам подарил Робби первых трех зверят, еще когда приезжал к нам каждые выходные и мы ходили вместе в зоопарк.

— Не понимаю, — покачал головой папа. — Дочь дерется, а сын играет в игрушки под столом. У вас все перепуталось, дети. Придется положить вас в мешок и хорошенько перемешать. — Он пытался острить, только мы с Робби ужасно злились и нам ни капельки не было смешно.

Шлёпа смеялась над нами — конечно, к ней-то папа цепляться не станет. Нечестно. Мы знали, что папе Шлёпа тоже не нравится, но ее он не отчитывал: она ведь дочка Элис, а не его.

Сама Элис появилась, когда мы все уже позавтракали, а папа допивал вторую чашку кофе.

— Привет, пупсики.

Она впорхнула в кухню, расточая улыбки, — точь-в-точь артистка на сцене в ожидании оваций. Она не переоделась — была в тонкой ночнушке, чересчур прозрачной, — но волосы, длинные и светлые, уже успела расчесать и губы накрасила блестящей розовой помадой.

— Как замечательно, что мы все собрались вместе, — сказала она, сцепив руки.

Мы уставились на нее. Кого она обманывала? Никто из нас ей даром не нужен, даже Шлёпа, ее родная дочь. Обычно на каникулы мы приезжали по очереди: сначала мы с Робби, потом Шлёпа.