— Зато попища огромная! — взвизгнула Шлёпа.
— Цыц! У самой не меньше, — мстительно ответил Робби. — Помолчи, ты его пугаешь. Ну вот, зверушка. Можешь еще чуть-чуть вылезти?
Зверушка изо всех сил старалась зарыться поглубже, но Робби очень аккуратно подкопал с обеих сторон, а потом крепко схватил животное.
— Обещаю, мы тебя не тронем, — прошептал Робби.
Лапы перестали елозить, и Робби осторожно потянул туловище на себя. Зверь выскочил из песка. Мы в изумлении уставились на него. Он был куда толще, чем мы ожидали. Мордочка у него была вся сморщенная и страшно недовольная. Глаза покачивались на тоненьких стебельках. Вися вверх тормашками, существо неодобрительно разглядывало нас. Усы у него — все до единого — торчали дыбом.
— Может, это разжиревшая обезьяна? — спросила Шлёпа. — У нее морда вся в морщинах, как у обезьяны.
— Бизьянка! — повторила Моди.
— Вообще похоже, только у них не бывает таких глаз, и у этой хвоста нет, — шепотом сказал Робби. — Не знаю я, что это за чудище.
— Я знаю! — завопила я. — Это псаммиад! Это точно псаммиад, как в моей книжке. Похож как две капли воды. Ну пожалуйста-пожалуйста, скажи, что ты псаммиад!
— Разумеется, я псаммиад, — очень сердито сказало чудище. — И с лицом у меня все в порядке! Морщины просто указывают на мой весьма почтенный возраст. Меня всегда признавали выдающимся представителем моего вида. А теперь, юноша, будьте любезны, переверните меня. Я не имею желания вести беседу, пребывая в этом нелепом и унизительном положении.
Робби дрожащими руками перевернул существо на лапы. Мы все вылупились на него, утратив дар речи и способность поддерживать даже самый непритязательный разговор. Шлёпа потрясла головой, как если б ей вода в уши попала.
— Оно что, разговаривает? — Она таращилась на нас с Робби, как будто мы только что показали гениальный чревовещательский трюк. — Я знаю, это вы всё подстроили, — неуверенно сказала она.
Моди потянулась к чудищу пальцем. Шлёпа отдернула ее назад:
— Не надо, Моди. Вдруг оно кусается!
— Я в самом деле начну кусаться, если ты так и будешь верещать дурным голосом. Какая невоспитанность, — сказало чудище. — Конечно, я умею говорить — и уж получше тебя, крикун-визгун-не-пойми-кто. Как тебя звать?
— Шлёпа, — прошептала она.
— Шлёпа? Помилуйте, какие в эту новую эпоху короткие и вульгарные имена. Ты какого пола будешь — девица или юноша?
— Я девочка, мое настоящее имя — Саманта, только я его терпеть не могу, — буркнула Шлёпа.
— Я так и подумал, но твои короткие волосы и грубые брюки ввели меня в заблуждение, — сказало чудище. Глаза-стебельки, колыхаясь, повернулись к Робби: — А ты, надо полагать, тоже девочка?
Шлёпа хихикнула.
— Нет, я мальчик, — сказал Робби. — Меня зовут Роберт.
— Вот оно что. Спасибо за учтивый прием, юный Роберт. Другие дети стали бы так тащить, что все лапы бы оторвали.
Чудище прошлось вразвалочку на задних лапах и стряхнуло со шкуры налипший песок. Моди засмеялась и захлопала в ладоши от радости.
— Какое жизнерадостное дитя, — сказал псаммиад, и его свирепая мордочка подобрела. Моди все обожают — даже сказочные существа.
— Это Моди, наша сестренка по папе, — сказала я.
— Так как ее зовут — Моди или Попапе? — спросил псаммиад.
— Да нет, по папе — в смысле мы только наполовину родные. |