Она как‑то странно на меня посмотрела. Может, потому, что от меня немножко пахло вином, не знаю. «Репу? Что за странная мысль! – сказала она, глядя на меня исподлобья. – Вы что, хотите похудеть, поэтому вас тянет на такой рацион?» – «Нет, просто у меня дома ее часто готовили, и братья ее просто обожали, мадам», – ответила я, скроив самую глуповатую физиономию.

Она вежливо улыбнулась – приторно‑лицемерной улыбкой, от которой у меня спина похолодела: «Сыновья ее не любят». – «Ни один?» – «Ни один. Никогда было не заставить и куска проглотить!» И она вновь принялась вязать очередной кошмар – на сей раз сине‑желтого цвета. (Для Старка.) Вывод: мальчишка надо мной издевается. Утешительная новость.

Позвонила на вокзал: по‑прежнему ничего. В любом случае вот‑вот начнется метель. Думаете, это меня сколько‑нибудь удивляет? Спокойной ночи. Надоело мне все это.

Но что он имел в виду, когда писал про эту дурацкую репу? Может, символ какой‑то? «У больного в бессознательном состоянии репа символизирует вялый пенис отца, которого он страстно любит, – именно поэтому он и убивает бедняжек, которых подозревает в том, что они использовали его, обкрадывая таким образом мать». В широком смысле репа символизирует мужчин, а значит, чокнутый, который не чокнутый, – гомосексуалист, доктор Кнок; браво, Джини, книжка тебе и впрямь помогает. Нынче вечером я ее дочитала.

Нужно бы купить другую.

Дневник убийцы

Здраствуй, Джини.

Ты мне снилась.

И то, что ты делала, выглядело не слишком невинно.

тебе должно быть стыдно.

Шлюха.

Шлюха, шлюха, шлюха. Я взвинчен. Мне жарко. И не стоит пытаться перехитрить меня в этой игре, слышишь, Джини? Слышишь, сукина дочь? Думаешь, я не знаю, чем занималась твоя матушка? Не стоит недооценивать меня, Джини. Мне не двенадцать лет, знаешь ли. Я – мужчина. Настоящий мужчина. И я покажу тебе, что за этим стоит, шлюха ты претенциозная. Папа всегда говорил, что некоторых шлюх следовало бы пороть кнутом. А где кнут, там и топор, – а? Таких, как Карен. И остальные.

Я обливаюсь потом, он капает на бумагу – не подумай, что это слезы. Я никогда не плачу. Мне некогда плакать. Слишком много дел. Столько шлюх, которыми пора заняться. Я сейчас все время говорю грубые слова, и мне это нравится, даже если это и плохо. В деревне, когда люди со мной заговаривают, я улыбаюсь, но в голове у меня кишат очень грязные, грубые слова, а они об этом не знают.

Я не Марк. И не Кларк. Не Старк. И не Джек. Я не знаю, кто я. Не знаю, поняла?

Но репу я очень люблю.

Дневник Джини

А если это и в самом деле так? Если он и вправду не знает? Пишет дневник только тогда, когда крыша поедет? Когда не помнит, кто он. Знает, что он – один из них, но который? Поэтому и пишет. Надеется вспомнить. И понять наконец, кто он.

Звонят. Пойду открою.

Угадайте, кто это был? Фараоны. Задавали те же вопросы, что и в прошлом месяце. Похоже, кто‑то кое‑что видел. Тень той ночью на улице, в клетчатых брюках. (На данной стадии это не более чем тень.) У всех в округе есть клетчатые штаны, а расцветка, надо полагать, неизвестна. Но все же круг сужается. Думаю, его в конце концов поймают. О'кей, Джини, ты заслужила чашечку чаю с бренди. И почему бы не две?

Дневник убийцы

Мама сказала, что Шэрон приедет через три дня. Папа уехал с Джини, ей понадобилось в книжный магазин. Валит снег. Хочется раздавить что‑нибудь руками. Кулаки у меня сильные. Животных я могу убивать голыми руками. Даже собак. Например, собаку Франклинов. Паршивая собака, все время лает. Я проломил ей череп.