Престон плохо знал этого внешне приятного молодого человека, страстно желавшего сделать карьеру в МИ‑5. Он решил, что самый лучший способ продвижения по службе – это зацепиться за восходящую звезду Харкорта‑Смита. Престон не осуждал его.

Сам он попал сюда из военной разведки в 1981 году в возрасте сорока одного года. Он знал, что до верха ему не добраться. Начальник отделения – это потолок для тех, кто попадает сюда в возрасте.

Лишь иногда, если не было подходящей кандидатуры из своих, на пост генерального директора ставили людей, работавших в пятерке. Но заместитель генерального директора, директора шести управлений и руководители большинства отделов управлений всегда по традиции назначались из кадровых сотрудников.

Они договорились с Максвеллом, что в понедельник он успеет доделать всю оставшуюся канцелярскую работу, а на следующий день познакомит своего преемника со всеми текущими делами. На этом они расстались с наилучшими пожеланиями до следующего утра.

Он взглянул на свои часы. Сегодня придется задержаться. Из личного сейфа надо достать все папки с текущими делами, отобрать те, которые можно спокойно вернуть в архив и полночи потратить на остальные бумаги, чтобы утром ввести Максвелла в курс дела.

Но сначала нужно что‑нибудь выпить. Он спустился на лифте в подвальный этаж, где у «Гордона» был уютный бар с хорошим выбором спиртного.

* * *

Весь вторник Луис Заблонский работал, запершись в своем кабинете. Лишь дважды ему пришлось выйти, чтобы лично заняться посетителями. День был спокойный, но сегодня он был этому рад.

Работая, он снял пиджак и засучил рукава. Он осторожно вынимал бриллианты «Глен» из оправы. Четыре главных камня – два из серег по десять карат, и два из диадемы и кулона – он вынул легко и быстро.

Достав их, он внимательно рассмотрел. Они были действительно великолепны, сверкая и горя на свету. Это были бело‑голубые бриллианты, которые в старину называли «чистая вода», а сейчас по стандартам Международной ассоциации ювелиров именуют «Д – без изъянов». Четыре камня он положил в маленький бархатный мешочек. После этого приступил к мелким камням, что заняло гораздо больше времени.

Во время работы свет периодически падал на потускневшую пятизначную татуировку на левом предплечье ювелира. Для людей, знакомых с такими метками, она означала только одно: Аушвитц.

Заблонский родился в 1930 году и был третьим сыном ювелира – польского еврея, жившего в Варшаве. Ему было девять лет, когда началась война. В 1940 году Варшавское гетто было окружено. Там было около 400 тысяч евреев. Все они были обречены на голодную смерть.

19 апреля 1943 года 90 тысяч оставшихся в живых обитателей гетто восстали. Луису Заблонскому едва исполнилось тринадцать, но он был такой худой и истощенный, что выглядел восьмилетним.

Когда гетто 16 мая наконец заняли войска СС генерала Юргена Струпа, Заблонский оказался одним из немногих, кто прошел живым сквозь массовые расстрелы. Около 60 тысяч человек погибли от пуль, гранат, были погребены под руинами зданий. Среди живых 30 тысяч стариков, женщин и детей был и Заблонский. Большинство из них были отправлены в Треблинку, где и погибли.

Случай многое меняет в жизни. Спасение приходит порой самым неожиданным образом. Локомотив поезда, который вез заключенных и с ними Заблонского, сломался. Вагон для скота перецепили к другому составу, и таким образом он оказался в Аушвитце.

От смерти мальчишку спасло то, что он сказал, будто знает ювелирное дело. Его определили к работе: разбирать дешевые безделушки, которые все еще находили у каждой новой партии евреев. Однажды он попал в лагерный госпиталь к улыбчивому блондину по прозвищу Ангел, проводившему чудовищные эксперименты по кастрации и стерилизации. На операционном столе Иозефа Менгеля Луис Заблонский был кастрирован без наркоза.