Теперь он знал, что она живет со своим боссом, который годится ей в отцы, но хорошо одевает, оплачивает учебу Томми в школе‑интернате в Тонбридже. Престон практически не видел своего двенадцатилетнего сына.
Он предложил ей развод, но она не согласилась. При том, что они жили раздельно уже три года, он получил бы развод, но она пригрозила, что, поскольку он не сможет содержать мальчика и платить алименты, она заберет Томми насовсем. Она разрешала видеться с Томми в праздники и одно воскресенье каждую учебную четверть.
– Ну что, мне пора, Берти. Если что случится, ты знаешь, где меня найти.
– Конечно, конечно. – Берти Кэпстик неуклюже проводил его до двери. – Береги себя, Джонни. Нас, славных парней, не так уж много теперь осталось.
Они расстались на шутливой ноте. Престон вернулся на Гордон‑стрит.
* * *
Луис Заблонский знал тех, кто приехал к нему в автофургоне поздно вечером в субботу. Он был дома один, как обычно в субботние вечера. Берил ушла и вернется поздно. Он предполагал, что они знали это.
Луис смотрел ночной фильм по телевизору, когда постучали в дверь. Он открыл дверь. Их было трое. В отличие от тех четверых, что были у Рауля Леви двумя днями ранее (Луис ничего не знал о случившемся, так как не читал бельгийских газет), это были наемные громилы из лондонского Ист‑Энда.
Двое были настоящие зомби с бычьими мордами, исполнявшие все, что велел им третий. Тот был малоросл, ряб, злобен, с нечистыми светлыми волосами. Заблонский «знал» таких по концлагерю.
Опыт подсказал ему, что сопротивляться бесполезно. Эти люди делали что хотели с такими, как он. Не было смысла также просить о пощаде.
Они втолкнули его в гостиную и бросили в его собственное кресло. Один из верзил встал за креслом, наклонился вперед и вжал Заблонского в сиденье. Другой стоял рядом, поглаживая кулак одной руки ладонью другой. Блондинчик пододвинул стул и сел на него, уставившись в лицо ювелира.
– Ударь его, – приказал он.
Верзила справа ударил кулаком в зубы. На костяшках пальцев блеснули медные пластинки. Рот ювелира превратился в кровавое месиво.
Блондин улыбнулся.
– Не туда, – мягко проворковал он. – Он должен говорить. Бей ниже.
Верзила нанес два сильнейших удара в грудь Заблонского. Ребра хрустнули. Заблонский издал пронзительный крик. Коротышка опять улыбнулся. Ему нравилось, когда кричали.
Заблонский слабо сопротивлялся, но мускулистые руки прочно держали его сзади так же, как другие руки держали его на каменном столе давно в южной Польше, пока светловолосый медик улыбался.
– Ты плохо себя вел, Луис, – тихо промурлыкал блондинчик. – Ты расстроил моего приятеля. Он считает, что у тебя есть что‑то, что принадлежит ему, и он хочет это вернуть.
Он сказал ювелиру, что ему нужно. Заблонский выплюнул сгусток крови.
– Не здесь, – прохрипел он.
Блондин поразмыслил:
– Обыщите дом, – велел он своим компаньонам.
Верзилы стали обыскивать дом. Они работали тщательно в течение часа. Все шкафы, ящики, углы и трещины были осмотрены. Блондин тем временем развлекался, тыкая старика в сломанные ребра. Около полуночи верзилы вернулись с чердака дома.
– Ничего, – сказал один из них.
– Так у кого же это находится, Луис? – спросил коротышка.
Он хотел молчать, но ему наносили один удар за другим. Он заговорил. Когда тот, кто стоял за креслом, отпустил его, Заблонский упал на ковер. У него посинели губы, глаза закатились, он тяжело и прерывисто дышал. Трое головорезов уставились на него.
– У него сердечный приступ, – сказал один из них с удивлением. – Он умирает.
– Слишком сильно ударил его, да? – съязвил блондин. |