Свадебную фотографию Отто-старшего и миссис Клаузен Уоллингфорд заметил почти сразу. Жених с невестой разрезали свадебный торт, и маленькую ручку Дорис, державшей нож, накрыла мощная левая ладонь Отто. У Патрика екнуло сердце — так знакома была ему эта рука, хотя он никогда еще не видел ее с обручальным кольцом на пальце. А что Дорис сделала с обручальным кольцом Отто и со своим собственным?

Впереди многочисленных гостей, окружавших праздничный стол, стоял мальчик лет девяти-десяти с тарелкой и вилкой в руках, в парадном костюмчике. Уоллингфорд решил, что мальчику, видимо, была поручена весьма ответственная роль: подать новобрачным кольца. Мальчика этого Уоллингфорд теперь, конечно, не узнал бы, — тот наверняка уже стал взрослым, но, скорее всего, с ним встречался. (Судя по круглой мордашке и радостной улыбке, он тоже был из Клаузенов.)

Рядом с мальчиком стояла, прикусив нижнюю губу, подружка невесты. Это была весьма симпатичная молодая особа, судя по выражению лица — легко увлекающаяся и склонная к капризам. Как Энжи, например.

Патрик с первого взгляда определил, что с ней не знаком. Хотя он отлично знал такой тип женщин. Пожалуй, девица на фотографии — не такая добросердечная, как Энжи. А ведь когда-то она, наверное, считалась ближайшей подругой Дорис. Кто знает — если выбор подружки невесты был продиктован соображениями дипломатического характера, эта капризная и своевольная девица вполне могла оказаться, скажем, младшей сестрой Отто или еще какой-нибудь его родственницей. Но если она и дружила в те времена с Дорис, то, уж конечно, не дружит теперь. Трудно представить, что они и до сих пор остались подругами.

Что касается устройства их временного быта, то здесь все было предельно ясно. Дорис поместила переносную детскую кроватку в той комнате, где стояли две односпальные кровати — одну из них она использовала в качестве стола для пеленания, и на ней валялись памперсы и штанишки маленького Отто, — и сообщила Патрику, что сама будет спать на второй кровати. Уоллингфорду была отведена другая комната; там стояла огромная кровать, казавшаяся шире узенькой спальни.

Распаковывая свои вещи, Патрик обратил внимание, что левая сторона кровати придвинута вплотную к стене — здесь, видимо, было место Отго-старшего. Принимая во внимание узость комнаты, забраться в кровать можно было только со стороны Дорис, хотя и с ее стороны промежуток между кроватью и стеной был чрезвычайно узок Впрочем, Отто-старший, наверное, забирался в кровать с изножья.

Стены комнаты были обиты такими же неошкуренными сосновыми досками, как и в главном домике, но, пожалуй, более светлыми, почти белыми. Выделялся только большой прямоугольник возле двери, должно быть, оттуда сняли картину или зеркало. Во всех остальных местах дерево было выбелено солнцем. Что там находилось раньше?

На стене, с той стороны, где спал Отто-старший, висели фотографии, отражающие различные стадии отделки жилища над лодочным сараем. Присутствовал и сам Отто-старший — без рубашки, загорелый, с хорошо развитой мускулатурой (на нем тоже был рабочий пояс для инструментов, примерно такой же, какой носила в Джунагадхе Бригитта с двумя «т»; у нее еще потом этот пояс украли). Была там и Дорис в цельном купальнике пурпурно-красного цвета и весьма консервативного покроя. Она еще и руки на груди скрестила, и Уоллингфорд вздохнул: ему хотелось, чтобы она приоткрыла грудь.

На фотографии миссис Клаузен стояла у причала и смотрела, как Отто-старший орудует циркулярной пилой. Поскольку в домике на озере электричества не было, пила, должно быть, работала от бензинового генератора, установленного на причале. Темное пятно у ног Дорис свидетельствовало о том, что она только что вылезла из воды и купальнику нее совсем мокрый.