Девушки переглянулись, хихикнули, и принялись заправлять суп. Запахи разнеслись такие, что просто закачаешься. Вечерело. По тропинке от Грачёвского дома поднимался Савельев, а с террасы махнул рукой Вадим Петрович — пора возвращаться в школу.

Освобожденный от обязанностей няньки Фролов был отправлен к реке — купаться, а после накормлен Рустамкой, кидающей на него странные взгляды. Как только доел, она строго велела идти в выделенную для неё самой комнату — отдыхать. Протестовать даже не пришло ему в голову, которая пребывала словно в тумане. Даже на приветствие попавшегося на лестнице, ведущей на второй этаж, отца семейства, ответил лишь кивком, предпочтя проигнорировать усмешку. Только вяло удивился, что Пашка не выразил желания его прикончить за издевательства над детьми.

Усталость навалилась, едва лёг. Подумалось, что Рустамка — умница, мало того, что накормила, и слова плохого не сказала, так еще заставила умыться в реке, выдав на смену штаны и майку хозяина дома. И теперь не надо было беспокоиться, что испачкает кровать, застеленную белоснежными простынями. С этими мыслями, стараясь уловить едва заметный цветочный аромат, идущий от подушки, и явно принадлежащий Рустамке, Андрей отрубился — в прямом смысле слова. Что уж так повлияло на его выносливость, казавшуюся ему раньше неисчерпаемой, он сам бы ответить не мог, но проспал крепким сном несколько часов кряду.

Разбудила его всё та же Рустамка. Тихо вошла в комнату и позвала его шёпотом. Он услышал и сразу сел на кровати, встряхивая головой и стараясь быстрее прийти в себя.

— Что?.. — голос со сна был хриплым и Андрей прокашлялся. — Всё в порядке? Как дети?

— Отлично всё, — хмыкнула девушка. Она положила на стул стопку его одежды. По виду — выстиранную и выглаженную. — Твои визоры, боюсь, уже не восстановить. Я их потом Деллке заброшу, может что-то сможет сделать с инфой…

— Спасибо. А ты…

— Собирайся быстрей. Вадим Бероев через десять минут отбывает. Тебе лучше лететь с ним.

Фролов вскочил и шагнул к девушке, следящей за ним с мягкой улыбкой на губах. Но та сразу отступила к двери, перестав улыбаться:

— Не надо. Не сейчас!

— А когда? — вырвалось у него мучительное.

— Не знаю, — покачала она головой и посмотрела на него с грустью, — ты хороший, я уже поняла, только дай мне время. Не ищи со мной встреч, очень тебя прошу.

Лейтенанту хотелось зарычать от безнадеги, которую ощутил всем своим существом. И почему она так ему дорога стала, сказать бы не смог. А не отпускает, хоть плачь!

— Как я могу не искать с тобой встреч? — спросил глухо, глядя на неё с тоской. Понимая, что прощается надолго, и уже почти смирившись с этим. Не мог он отказать ей в такой просьбе и это просто убивало.

— Не знаю, — покачала она головой, и спокойно смотрела, как он делает еще пару шагов к ней.

Ободренный этим спокойствием, подошел совсем близко, но целовать не решился. Лишь порывисто схватил ее руку и поднес к губам тонкие длинные пальчики с коротко подстриженными ногтями. Не отняла, и то хлеб.

— Милая, — не выдержал он, чувствуя её волнение — его невинные ласки не оставили девушку равнодушной. — Может, передумаешь? Готов жениться хоть завтра. Хочешь останусь?

— Нет. Мне нужно время.

— Сколько? Неделя, две, три? Сколько, любимая?

Она глубоко вздохнула, глянув с укоризной:

— Я не знаю.

— Но как я пойму, что время пришло, если ты запрещаешь встречаться? Письмо напишешь? Позвонишь?

Она вдруг протянула ладонь и ласково погладила его по щеке, заставив лейтенанта закрыть глаза, чтобы не упустить ни одной сотой ощущений от внезапной ласки, и не спугнуть её тем огнём, что Рустамка могла бы прочесть в его взгляде.