— Друзья хире Бофранка. И я полагаю, лучше будет впустить их.

В коридоре Рос Патс наткнулся на тело покойного слуги Бофранка и спросил, морщась:

— Что это?

— Незваный гость, — сказал Кнерц. — Ходячий покойник, поджидавший нас в комнате хире Бофранка. А если учесть, что я, покуда добрался, видел на улице еще четверых, все ведет к одному: пророчество исполняется. Сам же хире Бофранк отсутствует. Как сказала милая хириэль, рано утром он ушел куда-то с друзьями. Знать бы, куда и с кем…

— Проходите уж в комнату хире Бофранка, коли так, — вздохнув, сказала хозяйка. — Ежели что, я буду на кухне…

— Принесите немного вина и что-нибудь из еды, хириэль, — попросил Патс. — Я вам заплачу.

На столе в комнате Бофранка появились вино, сыр, ветчина и соленые овощи, после чего хозяйка удалилась, а Рос Патс спросил:

— Насколько я понимаю, вы знаете друг друга?

— Некоторым образом, — буркнул Кнерц. — Но когда ваша супруга, хире Патс, просила меня приехать сюда, она не упоминала о возможности лицезреть хире Бальдунга. Только некоторые обязательства, кои имею я перед дражайшим отцом хириэль Гаусберты, толкнули меня на это опаснейшее и, не сомневаюсь, бессмысленное путешествие из Гвальве.

— Вот ведь! — каркнул нюклиет, размазывая прямо пальцами мягкий сыр по куску хлеба. — Давненько никто не называл меня «хире», и от кого я слышу это? От дряхлого раздувателя мехов, который всю жизнь тщится превратить камни и песок в рубины и злато.

— Вы алхимик? — удивленно спросил Патс. — Я полагал, вы ученый…

— И вы туда же! — обиделся старичок. — Алхимик, таким образом, нисколько не ученый? Извольте, а кто же тогда этот вонючий окорок, что сидит рядом с вами, набивая пасть едою? Или его бессмысленные причитания, рассчитанные на наивных глупцов, кажутся вам наукою? У алхимика же, коли вам неведомо, есть свой кодекс, каковой мы исправно соблюдаем.

— Алхимик должен быть молчалив и осторожен? — хихикнув, спросил Бальдунг.

— Именно так, мой дурнопахнущий друг! Он не должен никому открывать результатов своих операций. Ему следует жить в уединении, вдали от людей. Пусть в его доме будут две или три комнаты, предназначенные только для работы. Ему следует выбирать правильный час для своих операций. Он должен быть терпелив и настойчив. Пусть он действует в согласии с правилами: тритурация — растирание в порошок, сублимация — возгонка, фиксация — закрепление, кальцинация — прокаливание, дистилляция — перегонка и коагуляция — сгущение. Пусть использует он только стеклянные сосуды или глазурованную глиняную посуду. Он должен быть достаточно богат, чтобы покрывать расходы на такую работу. И, наконец, да избегает он всяких сношений с князьями и правителями.

Произнося это, старичок даже привстал с кресла; закончив речь, он гордо осмотрелся по сторонам и не без важности сел, негодующе пыхтя и отдуваясь.

— Слова, слова… — сказал нюклиет, громко чавкая. — Коагуляция и тритурация… «Алхимик не должен никому открывать результатов» — что еще тут сказать? Вы вот покажите мне результаты, ежели вам есть что показать, — вот как скажу я и тебе, Кнерц, и Шлику, и коротышке Палдрусу, коего вы так почитаете невесть за что… Где золото ваше? Где эфирное летание? Где хоть одно достижение, что можно подержать в руках? Ничего нет, кроме ваших безумных трактатов?

— Истинные алхимики не гонятся за мирскими богатствами и почестями. Их настоящая цель — привести человека к совершенству или, по меньшей мере, облагородить его, — с гордостию сказал Кнерц.