Оперативники и милиционеры кинулись следом.

Жарков бежал с невероятной скоростью, причем зигзагами. Преследующие гнали его по двору, но всякий раз, когда казалось, что они вот-вот схватят парня, в последний момент он делал финт и уходил от преследования.

Пожилому оперу первому наскучила эта коррида.

– Стой! Стрелять буду! – крикнул он, достал «макаров» и передернул затвор.

Услышав это, Жарков кинулся в сторону, проскочил между двух милиционеров и выбежал со двора. Все бросились за ним. Внезапно послышался собачий лай – и тут же истошный крик убегающего.

Преследователи выбежали на улицу и остановились в удивлении. Жарков стоял, вжавшись спиной в стену дома, и тонко визжал. Его обнюхивала крупная собака. В нескольких шагах стояла ошалевшая не меньше милиции собачница с поводком в руке.

Первым в себя пришел пожилой опер.

– Уберите собачку, – сказал он хозяйке и взял Жаркова за плечо. – Гражданин Жарков, вы задержаны по подозрению в совершении тяжкого преступления.

– Гражданин Жарков, вы знакомы с гражданином Шеиным? – спросил Ковалев.

Услышав знакомую фамилию, Жарков чуть расслабился, даже улыбнулся и кивнул.

– Да. Мы давно с ним дружим.

– Шеин арестован по подозрению в убийстве несовершеннолетнего Игоря Годовикова. Он показал, что вы с ним вместе совершили убийство. Это так?

Жарков на секунду задумался. Это выглядело так, будто у робота отключили электропитание, отметил про себя стоявший у дверей Витвицкий.

– Да, мы вместе, – кивнул задержанный.

Капитан нахмурился. Слишком уж легко и просто Жарков признался в страшном преступлении. Зато Ковалев, напротив, воодушевился.

– Задержанный Жарков, вы вместе совершили убийство в лесополосе возле станции?

– Да, в лесополосе, – кивнул Жарков. – Где электрички. Да, точно. Где электрички.

Ковалев, наклонив голову, украдкой бросил торжествующий взгляд на Кесаева, затем задал новый вопрос:

– Гражданин Жарков, вы отдаете себе отчет, в чем сейчас признаетесь?

Жарков обвел взглядом кабинет. В кабинете стояла звенящая тишина. Все взгляды были устремлены на него. От такого внимания задержанный воодушевился, вскинул голову, откашлялся и громко, так, чтобы было слышно каждому, произнес:

– Мы убили мальчика. Да. За железной дорогой.

– Каким образом вы его убили? – продолжил допрос полковник. – Вы зарезали его ножом?

– Ножом, – уверенно сказал Жарков. – Большим ножом.

– Остановите запись! – внезапно вмешался Витвицкий. – Так нельзя!

Кесаев, Ковалев, Липягин, Горюнов и другие, как по команде, посмотрели на Витвицкого. Ковалев кивнул офицеру у магнитофона, тот выключил запись.

– Выведите его в коридор, – с трудом сдерживая злость, указал Ковалев оперативникам на Жаркова.

Едва за Жарковым и сопровождающими закрылась дверь, Кесаев, опередив разъяренного Ковалева, резко спросил у Витвицкого:

– Что случилось, Виталий Иннокентьевич?

– Так нельзя, – повторил тот и повернулся к Ковалеву: – Вы некорректно ставите вопросы, Александр Семенович. Вы же его провоцируете!

В разговор вмешался Липягин:

– Капитан, ты в своем уме? Ты кого учишь?

Ковалев, погасив гнев, негромко, но веско произнес:

– Даже если формулировка не точна, суть от этого не меняется. Они оба дают признательные показания. И Шеин, и Жарков. Добровольно. Без принуждения. И независимо друг от друга. Так?

– Так, но… – начал Витвицкий и посмотрел на Кесаева.