Он оставил свои попытки, поняв, что иначе просто не могло быть. Слишком много кровавой грязи, слишком много злобы и страха, слишком много хаоса, лжи, экспериментальных таблеток, смертей... Какая уж тут математика!

Его великое открытие обернулось против него, превратив его в затравленное животное, вынужденное убивать, чтобы не быть убитым самому. “Э, нет, приятель, — подумал он, ведя машину навстречу собирающейся грозе, — шалишь! Убивать тебя никто не намерен, ты им нужен живым — ты и твое открытие, ты и твои проклятые гениальные мозги. За тобой охотятся вовсе не для того, чтобы убить. Тебя хотят изловить как редкостное животное и посадить в клетку — быть может, даже в золотую. Чем плохо? Ни забот, ни хлопот — сиди и выдавай на гора гениальные идеи. А добрые дяди будут зарабатывать на этом бешеные деньги и заботиться о том, чтобы ты никогда и ни в чем не испытывал нужды. Еда, питье, любые развлечения — все у тебя будет, кроме права самому принимать решения. А у кого оно есть, это право? Если разобраться, ни у кого”.

Впервые ему пришло в голову, что его открытие, очень может быть, состоялось раньше времени. Мансуров не переоценивал своих возможностей: он понимал, что рано или поздно до него доберутся. Не те, так другие, не бандиты, так ФСБ, но доберутся обязательно. И что тогда? Отдать им Число Власти? Господи, да об этом подумать страшно! Что они могут натворить, завладев его открытием!

Его обдало ледяным холодом. Это был холод неизбежности, предопределенности судьбы — его, Алексея Мансурова, судьбы, отныне и навеки неразрывно связанной с судьбой его открытия. Начиная работу, он не подозревал, что затевает игру со смертью; истина, как это обычно и случается, открылась ему только тогда, когда изменить что бы то ни было уже не представлялось возможным. До сих пор он действовал, движимый только одним желанием: чтобы ему дали без помех довести работу до конца. Теперь ему вдруг стало интересно, что будет дальше. Кто и, главное, как будет использовать его открытие? Он сам? Мансуров мысленно усмехнулся. Даже при условии, что ему никто не будет мешать, на разработку этой темы уйдет вся жизнь без остатка. Это же целина, терра инкогнита! Что же получается? Отдавать Число Власти в чужие руки нельзя, а ему самому оно вроде бы и не нужно... Для чего же в таком случае он работал? Для чего все это было — воровство, двойная жизнь, работа на износ, постоянное нервное напряжение, убийства, наконец, — для чего?

Он придирчиво проверил свою память. С памятью был полный порядок: Число Власти он помнил назубок, от первой до последней цифры. Мансуров вздохнул, вынул из кармана дискету, нерешительно повертел ее в руках, а потом надломил. Тонкий пластик жалобно хрустнул, и на ладонь ему выпал кружок гибкого диска, коричневый, как магнитофонная лента. Мансуров смял его в кулаке. С дискетой было покончено, но Мансуров не удовлетворился этим: выудив из кармана зажигалку, он чиркнул ею и поднес ровный синевато-оранжевый огонек к краю скомканного диска. В воздухе запахло горелым пластиком, диск свернулся, как живое существо, сжимающееся от прикосновения пламени, почернел и вспыхнул, выбросив треугольный язык коптящего пламени. Мансуров открыл дверцу и уронил отчаянно чадящий комок на асфальт, прежде чем пламя добралось до его пальцев.

В этот момент ударил гром, и на стоянку упали первые капли дождя. Мансуров покосился на небо и понял, что надо поторапливаться, если он не хочет промокнуть до нитки. Спортивная сумка со всем необходимым стояла на соседнем сиденье. Прихватив ее, Алексей запер машину и быстрым шагом двинулся к подъезду.