Он хотел аккуратно положить книгу на тумбочку, но она вывалилась из рук, упав на пол.
– Эй, там все в порядке? – донесся до Лантарова чей-то слегка обеспокоенный голос.
– Да это книга… – со вздохом объяснил Лантаров, его уже одолевала болезненная дремота.
Когда он очнулся, Шура невозмутимо лежал на кровати с прежней растяжкой и, водрузив книгу на груди, читал. Лицо его было таким светлым, озаренным необъяснимой полуулыбкой, будто он находился не в палате, а лежал на морском берегу фешенебельного курорта.
– Она случайно упала, я не смог поднять… – пояснил ему Лантаров.
– Да ничего, – улыбнулся Шура в ответ, слегка повернув голову, – что ей сделается. – А затем, пристально посмотрев, спросил:
– Не понравилась?
– Да что-то не очень… – попробовал объясниться Лантаров, но бородач опередил его.
– Действительно, специфическая книга, такие сейчас мало кто читает. Но очень толковая. Потом когда-нибудь осилишь, когда придешь в форму. У меня еще одна есть, захочешь полистать, скажи.
– Так, Артем, доставай, – дал знак первый, но вдруг решительно взял у него из рук пакет и сам стал по-хозяйски выкладывать на тумбочку провизию: цитрусовые, бананы, яблоки, соки и, наконец, пышный и пахучий, как экзотический цветок, ананас. Весь этот процесс сопровождался комментариями, за которым легко угадывалась неуверенность. Больничный халат, накинутый на плечи, был ему слишком мал, он походил на детскую распашонку и сковывал движения. Из-за этого гость то и дело раздраженным жестом оправлял его полу. Тот же, кого назвали Артемом, кажется, несколько оробел, потому что переминался с ноги на ногу, криво улыбаясь закрытым ртом и несколько настороженно косясь теперь на подвешенную растяжкой правую ногу соседа Лантарова. Медицинский халат укрывал его, как бурка, а он к тому же еще и придерживал его за полы изнутри, словно желая получше запахнуться. Было видно, что зрелище это вызывало у него неприятные ощущения.
В каждом движении гостей, в их суетливости и напряженности сквозила недосказанность, не ускользнувшая от Лантарова.
– Да-а, дружище, потрепало тебя… Но ты не переживай, жизнь всегда состоит из полос: белая – серая, белая – серая. У тебя, брат, немного посерело, а значит, что скоро наступит белая полоса. Вот так!
Гость старался говорить убедительно, но Лантаров снова почувствовал, что мысли его находятся далеко от палаты. Обращение «брат», оброненное фамильярно и несколько высокомерно, ничуть не приблизило его к разгадке личности заботливого посетителя. Напротив, обдало ветром отчужденности. Что-то того беспокоило, он хочет задать какой-то вопрос, но не решается. Оттого и дергается. Лантаров удивлялся остроте своего восприятия: он все понимал, всему мог дать оценку, замечал всяческие детали, но совершенно не мог общаться. Стараясь скрыть свое тревожное состояние, он счел необходимым помалкивать, отвечая тусклым, рассеянным, маловыразительным взглядом.
Вдруг высокий парень в костюме решительно пододвинул поближе к изголовью кровати Лантарова стул и уселся на него.
Парень приблизился к его лицу и тихо, чтобы не слышали соседи рядом, спросил тоном заговорщика:
– Кирюха, а вещи твои не знаешь где?
– Какие вещи? – Лантаров смешался, чувствуя приближение чего-то недоброго. Он лежал все так же неподвижно, отвечая слабым голосом, одними губами.
– Ну, документы, деньги, мобильник, часы… Может, чего помнишь?
«А ведь правда, – вспомнил Лантаров, – ведь все это было. Какое-то наваждение!» Он ровным счетом ничего не мог вспомнить и объяснить.
– Не знаю… – промычал он в ответ тихо и жалобно. |