По-моему, следственные действия Роман мог произвести и сам: взгляд Гая совершенно точно указывал, где искать оружие — в среднем ящике тумбы, выполнявшей неблагодарную роль бельевой корзины.
По правде сказать, я ожидал от преступника большей энергии. Гай сдался сразу, он так и не нашел в себе сил позвонить адвокату, Роман сделал это сам.
Я сидел на диване, отодвинувшись в угол, чтобы Соломон и эксперты ненароком не отдавили мне ноги. Гай Шпринцак, безучастный ко всему, сидел напротив. Он ответил «да» на вопрос, признает ли своим пистолет, найденный в ворохе постельных принадлежностей. Он ответил «да» на вопрос, принадлежат ли ему туфли фирмы «Саламандер», обнаруженные в обувном ящике. И он лишь пожал плечами, когда его спросили, где он хранит коробку с патронами.
Когда в комнату ввалился тощий и длинный, как жердь, адвокат Нехемия Бреннер, составление протокола уже заканчивалось. Прочитав текст, Бреннер воздел очи горе, назвал Гая дураком и немедленно обвинил лично Романа и в его лице израильскую полицию в нарушении прав человека.
— Какие нарушения? — удивился Роман. — Если вы их действительно обнаружили, составьте полный список и представьте прокурору. Я задерживаю вашего клиента на двадцать четыре часа по подозрению в убийстве Гольдфарба. В течение суток я либо предъявлю доказательства, либо принесу извинения и отпущу господина Шпринцака на все четыре стороны.
— Двадцать четыре часа в камере с уголовниками и террористами! — воскликнул адвокат. — Вы представляете себе моральный ущерб? Я заявляю протест.
— Прокурору, — сказал Роман, — и в письменном виде.
Он повернулся ко мне.
— Ты с нами, — спросил он, — или тебя подбросить домой? Нам по пути. Учти, самое интересное закончилось. Теперь начнется рутина, вряд ли тебя это вдохновит.
— Подбрось, — согласился я.
Как-то совсем иначе представлялась мне операция по задержанию убийцы. Никакого удовлетворения. И адвокат мне не понравился — не люблю шумных людей…
Рины не было дома, объяснение с женой, благодарение Господу, откладывалось на вечер, и я сел к компьютеру. Вызвал на экран составленную вчера таблицу и впечтал в столбец «улики»:
— пистолет Шпринцака. Предварительно: протерт, явных пальцевых следов нет. Система и калибр соответствуют. Эксперт утверждает, что из пистолета недавно стреляли.
— обувь Шпринцака. Размер и фирма соответствуют следам, обнаруженным около виллы.
— машина Шпринцака. Стояла перед виллой в вечер убийства.
— сам Шпринцак. Алиби не имеет. Утверждает, что на вилле не был. Мотив для убийства — наследство Гольдфарба.
Вообще говоря, все улики были косвенными и, к тому же, предварительными. Но, поскольку прочие версии выглядели еще хуже, было более чем достаточно оснований подозревать именно Гая. Я надеялся, что до вечера эксперты дадут более основательные заключения, и тогда в деле будет поставлена точка. Серые клеточки подсказывали, что так оно и произойдет. И те же клеточки вовсе не желали, чтобы произошло именно так.
Не то, чтобы мне понравился Гай Шпринцак, и я чисто интуитивно не хотел бы видеть его на скамье подсудимых. Не понравился он мне — терпеть не могу людей, воображающих, что деньги существуют для того, чтобы их иметь, независимо от способа обогащения. Ради денег человек типа Шпринцака может пойти на обман, подкуп, подделку документов, даже на грабеж — при условии, что жертвой будет немощная бабуля, которая не окажет сопротивления. Я мог представить себе Шпринцака, в состоянии аффекта убивающего топором старуху-процентщицу и после этого вовсе не терзающегося комплексом Раскольникова. Но как-то не мог я себе представить, что этот тип является к собственному дяде, нащупывая в кармане пистолет, подходит к жертве почти вплотную и хладнокровно стреляет. |