Звонил Роман.

— Хорошо, что ты дома, Песах, — сказал Бутлер. — Липкин искал тебя днем, хотел задать несколько дополнительных вопросов. Если ты не возражаешь, мы к тебе заедем.

— Есть новости? Удалось продвинуться? — спросил я, надеясь, что голос мой не отражает мыслей.

Роман хмыкнул и положил трубку. Судя по всему, продвинуться им не удалось.

Шипы я сложил обратно в футлярчик, присоединив к четверке и тот, что обнаружил завернутым в собственный носовой платок, а футлярчик спрятал в брючный карман, предполагая позднее придумать для улики более подходящий тайник.

— Ты ничего не рассказываешь о Париже, — с обидой в голосе сказала Рина, переодевшись в домашнее платье. — Вчера ты был уставший, а сегодня какой-то взвинченный.

— Это из-за женщины, ну, той, в самолете, — пробормотал я.

— Можно подумать, дорогой, что ты впервые сталкиваешься с убийством, — пожала плечами Рина. — Иногда мне кажется, что тебе надо бы бросить кафедру и перейти на работу в криминологический отдел полиции.

— Не берут, — сказал я. — Я не умею отжиматься двадцать раз подряд, а это, как ты понимаешь, главное.

Ответа жены я не расслышал, потому что Рина включила электромясорубку. Мне пришлось открывать дверь самому, и я был уверен, что Бутлер с одного взгляда изобличит во мне если не убийцу, то патологического лжеца. Роман был не один, из-за его плеча выглядывал инспектор Липкин, и, видимо, присутствие коллеги лишило моего соседа присущей ему наблюдательности.

В кабинете нам троим просто не хватило бы места, учитывая, что Роман любит сидеть, вытянув ноги, и мы расположились в салоне. Рина, выглянув из кухни, предупредила, что накормит всю компанию через полчаса, если у нас есть терпение ждать.

— Спасибо, я не голоден, — вежливо сказал Липкин, а Роман добавил, что даже сытый человек не имеет права отказаться от приглашения отобедать. Было похоже, что Бутлер намерен обосноваться у меня всерьез и надолго.

— Песах, — заявил Роман, заняв свое кресло у окна, — по этому делу ты проходишь как важный свидетель, и, вообще говоря, наш разговор должен быть запротоколирован. Вот я и привел с собой Гая — память у него великолепная, и каждое произнесенное тобой слово он потом запишет.

— Послушать тебя, так я должен сейчас звонить своему адвокату и молчать до его прибытия, — пробормотал я.

— У тебя есть свой адвокат? — с подозрением осведомился Роман.

— Откуда свой адвокат у бедного историка? Это я так, к слову.

— Песах, — начал Липкин, переключив, видимо, свои мозговые клеточки на режим запоминания информации,  — вы не могли бы вспомнить, сколько было времени, когда вы впервые увидели Айшу Ступник? Это ведь произошло в зале регистрации, не так ли?

— Так, — согласился я, вспомнив гнетущее впечатление от низкого подвального помещения. — Время было шестнадцать двенадцать, над стойкой регистрации висели электронные часы. Я пришел самым последним, госпожа Ступник была впереди меня примерно на десять человек. Наверняка девушки из службы безопасности могли бы сказать точнее, когда она появилась в аэропорту.

— Они уже сказали, — кивнул Липкин. — Айша Ступник прошла мимо них в шестнадцать ноль пять. Еще вопрос: не обратили ли вы внимание — может быть, кто-нибудь крутился около Айши Ступник в зале регистрации или потом?..

Я обратил внимание пока лишь на то, что Липкин старательно избегал называть бедную женщину госпожой или жертвой или иным определением — Айша Ступник, и точка.

— Нет, — сказал я.