– Во-первых, Кларисса Уитком. – Наяда накинулась на печенье с хересом. – Поговаривают, что после того, как ее папаша с мамашей откинули копыта, накушавшись таблеток, поползли некие слухи. Соображаешь, что к чему, Элли? Или ты на почве домашней работы окончательно отупела? Старой деве осточертело ублажать надоевших стариканов, вот она и решила отправить их на тот свет, чтобы можно было как следует кутнуть на их денежки. Но если это правда, то душка Кларисса сумела выйти сухой из воды. Согласно вердикту следствия, ее родители совершили самоубийство в результате помрачения рассудка.

– Что еще? – спросила я нетерпеливо, глядя, как Наяда набивает рот печеньем.

– О Клариссе все. Переходим к Тому Эльфуссу? – Глаза моей подруги озорно сверкнули, но она тут же уткнула нос в рюмку. – Вот он уж точно имел отношение к убийству, пусть и непредумышленному.

– Том рассказывал мне, что нечаянно попал в учителя крикетным мячом, но он вовсе не говорил, что тот умер. К тому же Эльфуссу тогда было лет десять, не больше.

– Я имею в виду совсем другой случай. Похоже, над этим беднягой висит проклятие приносить несчастья. – Наяда торжествующе хихикнула. – Как-то раз малыш Том Эльфусс надумал прогуляться. Вырулил на улицу и заметил приятеля, окликнул его, тот ступил на мостовую, приветственно взмахнул рукой и окончил свою жизнь под колесами грузовика!

– А фамилия этого человека не Фрондкрэгг?

– Откуда тебе известно? – вытаращилась Наяда, на мгновение даже прекратив жевать.

– Потом расскажу, – уклонилась я. – А ты уверена, что это была случайная смерть?

– Боюсь, что так. – Она многозначительно повертела опустевшей рюмкой. – Когда этот самый мистер Фрондкрэгг сунулся на мостовую, рядом с ним никого не было. Поэтому если думаешь, что крошка Том своим окриком дал знать сообщнику, что пора толкать бедолагу под машину, то лучше проветри мозги. Бедняжечка Том! Он считает себя убийцей. Именно поэтому и решил уехать из Лондона.

– Неудивительно, что он выглядит таким грустным. – Я наполнила ее рюмку. – А сестры Миллер?

– О, у этих клуш случилась какая-то жуткая трагедия, связанная со смертью ребенка. Девочку звали Джессика.

– Это собака.

Наяда замерла с открытым ртом.

– Что за дурацкие шутки, Элли!

– Джессика – норфолкский терьер, точнее, терьерша.

– Ну да?! – обомлела Наяда и залпом проглотила херес.

– Ее портрет висит в «Высоких трубах», на самом видном месте в гостиной.

– До чего ж грустная история.

– Но вряд ли зловещая. Если только…

– Что?

– Если только Барселона Миллер не дала волю своей ярости и не укокошила ветеринара, принимавшего роды у злосчастной Джессики. Кроме того, она могла отомстить хозяину Барона фон Буфера.

– Какого барона? – Голубые глаза Наяды расширились еще больше.

– Фон Буфера. Пес, от которого Джессика забеременела. Это равнодушное создание отказалось чахнуть от тоски после смерти своей суженой. Если уж быть справедливыми до конца, то и Женеву Миллер нельзя оставлять вне подозрений. В конце концов, она тоже могла выйти из себя, наблюдая, как ее сестра превращается в ходячий памятник почившей собачонке.

Я рассеянно поставила свою рюмку на каминную полку и нечаянно смахнула Фифи. Фарфоровый пудель, подарок Рокси, с жалобным звоном окончил свое существование.

– Дорогая вещица? – всполошилась Наяда.

– Только в сентиментальном смысле.