Торфянистость виски определяется с помощью вычисления содержания ароматического фенола и измеряется в частицах на миллион (ч/м). Современные производители солода способны создавать ровно такой продукт, какой требует заказчик. В «Буннахавене» меньше всего торфа – пять ч/м, а в «Ардбеге» – больше всего, 50. Между ними – «Боумор» с 20, «Порт-Эллен» с 25, «Кал Илэ» с 30, «Лафройг», где число варьирует от 35 до 40, и «Лагавулин», у которого 40. «Бруклади» обычно идет вторым в перечне виски с наименьшим содержанием торфа – всего восемь частиц фенола на миллион, но вот солод, который нам дали пожевать, просто заряжен: торфа в нем в десять раз больше, чем тут принято, то есть все 80 ч/м. Этот монстр еще не скоро попадет в бары и на полки магазинов, но если предположить, что торф не задавит морскую свежесть, которой славится «Бруклади», а, наоборот, ее дополнит, результат должен быть великолепным, и его стоит ждать.

Пока мы ходим по дистиллерии, несколько ребят с экскаватором разрывают большой участок во внутреннем дворе, разбирают старый фундамент и готовят место для нового, что открывает взгляду старинный обложенный кирпичом дренаж и кусочек побитой временем стены. И когда мы собрались ехать на юг острова, где нас ждет обед с Тоби и вискикурня «Ардбег», работы так и не закончились.

Если завод «Бруклади», на мой взгляд, еще находится на этапе становления, то «Ардбег» уже его прошел и блещет всем тем, к чему «Лади» пока только стремится. Тут производят намного больше виски (последний раз бросаюсь цифрами, честно) – 35 тысяч бутылок в неделю, что примерно в шесть раз больше, чем выпускает «Бруклади». Это результат масштабных преобразований, как физических, так и, что более важно, маркетинговых. В восьмидесятые годы дистиллерия пережила спад, но теперь, когда она перешла к компании «Гленмóранжи» (Glenmorangie), бренд «Ардбег» стал (снова) достойным упоминания в одном ряду с «Лафройгом» и «Лагавулином». Тридцать пять процентов бюджета уходит на рекламу, тогда как большинство компаний тратит на нее примерно шестнадцать – и это играет главную роль. Кажется, будто теперь это безликая часть корпорации, но когда находишься непосредственно там, чувствуешь, что заводик с любовью вернули на прежние высоты и теперь готовят к новому прорыву.

В инфоцентре работает великолепный ресторанчик, там мы встречаемся с Тоби, извиняемся за опоздание и налегаем на отличную еду. В ходе обеда я определенно чувствую, как ремень начинает жать. Тоби объясняет, что огромная часть продукции Айлы почти-но-не-совсем органическая, потому что у фермеров есть соглашение с Королевским обществом защиты птиц и природоохранными организациями, согласно которому они разрешают мигрирующим гусям отдыхать на их полях. Получается, у них нет другого выхода, кроме как активно удобрять, растить и собирать урожай до прилета гусей, иначе те склюют все подчистую.

После сытного обеда встречаемся со Стюартом Томсоном, менеджером дистиллерии. Я мельком видел его еще два дня назад, когда мы с Мартином бродили по окрестностям и фотографировали, а Стюарт учил одного из своих детей кататься на велосипеде (многие менеджеры дистиллерий живут прямо на работе). За обедом Стюарт развлекал группу французов, откомандированных разными гастрономическими журналами для изучения всего, что может предложить им Айла.

Экскурсия заканчивается на складе, где мы пробуем поразительно хорошие виски. Сперва двенадцати– или тринадцатилетний, приблизительно шестьдесят два градуса; выдержан в бочке из-под бурбона; вкус очень фенольный, немного отдает карболкой, но в целом пикантный, а еще – после того как на это обратили мое внимание – да, в нем чувствуются нотки крем-соды, которая в юности была моим любимым напитком.