|
Те таблеточки, что от разного венерического, или те, от которых, если сожрать горсть, забалдеть можно, она уже за денежку толкает, хотя обязана бесплатно выдавать. Жалованье у нее — кошкин смех, так что она главную денежку зарабатывает, раздвигая ножки под колесниками — у нас дальнобойщиков много, возле большой дороги расположены. — Мадлен фыркнула, — Сначала попробовала в нашу систему впереться, только ни рожей, ни фигурой не вышла для приличных клиентов. Шоферам сойдет, они ее охотно пользуют, иногда прямо в «лечебнице». Ну вот, а по бумагам в лечебнице не одна комната, а пять, и есть еще и дипломированный врач, и рентгеновский аппарат, и еще всякая медицинская приспособа. Ага… Ближайший дипломированный врач, рентгеновский аппарат и все такое — на шахте, но, понятно, только для своих… хотя за денежку и городского полечат или обследуют. И с почтамтом так, и с сиротским приютом, и официозной газетой, которые на бумаге есть, а в жизни отродясь не бывало.
— Ага, — понятливо сказал Мазур. — Ревизии, конечно, положены, но ревизоры тоже жрать хотят… — Вот именно. Ну, и от шахты ему нерегулярно капает за разные делишки. Но самое-то интересное! — она так и закатилась. — Знаешь, что он ухитрился провернуть? Еще три года назад устроил через префекта провинции ежегодные ассигнования на развитие в Лубебо общественного транспорта, как-то: не только автобусов, но еще троллейбусов и трамваев. Прикинь? — Да уж, — сказал Мазур, покрутив головой. — Фантазии не лишен. Интересно, сколько он префекту отстегивает? — Говорят, половину, — сказала Мадлен. — Все равно, и половина — приличные деньги. Ну вот… А для души он и устроил мелкое подобие «Топазового рая». Сам там оттопыривается, его компашка, ревизоров туда водят за счет заведения, а иногда и из префектуры приезжают, порадоваться жизни подальше от родных мест. Центр провинции у нас — если ты не знаешь — город относительно большой, народу там тысяч полста, и оппозиция в муниципальном собрании есть самая настоящая, и парочка бульварных газет с хваткими репортерами… Въезжаешь в ситуацию? — Въезжаю помаленьку, — спросил Мазур. — А ты, я так подозреваю, и там подрабатываешь? — Ну да, — безмятежно сказала Мадлен. — А почему нет? Публика чистая, деньги хорошие, и не только за «ножки-врозь» — заведение, я уже говорила, «Топазовому раю» и в подметки не годится, с персоналом там плохо, так что случается и фотографам позировать, и стриптиз танцевать, а пару раз эти, из префектуры, снимали со мной фильмы наподобие тех, которыми Нильсен балуется: спектакли с разными костюмами. Тут уж и вовсе хорошие деньги. Один хмырь из префектуры давно обещает меня в Инкомати устроить на студию… там самая крутая студия в стране, которая снимает качественную порнушку — только тянет и тянет, может, и не знает там никого, только хвастает… — В «Топазовом раю» знают, что ты у мэра подрабатываешь? — Вот это вряд ли, — серьезно сказала Мадлен. — У нас, конечно, секреты хранят плохо, но все равно, мэр — прохвост тот еще, усердно конспирируется, что твой подпольщик из какого-нибудь Фронта. У него есть могучие стимулы тайну блюсти: сам понимаешь, местечко хлебное, есть людишки, которые втихомолку на него рот разевают, охотно бы подсобрали компромата и через префектуру, парламент провинции или прессу постарались бы напакостить и подсидеть. Нет, в «Раю» не знают, не похоже, — она поколебалась и все же призналась: Вот Лапанату — тот да, знает… Мазур усмехнулся: — Ты ему и на мэра стучишь? — А что мне мэр — отец родной? — пожала плечами Мадлен. |
