Строго по Троцкому: «Цель — ничто, движение — все». Впрочем, Мазур где-то то ли читал, то ли слышал, что «лев революции» эту хлесткую фразу не сам придумал, а у кого-то из немецких авторов девятнадцатого века скоммуниздил.
Так-так-так… Сто раз читанный набор трескучих лозунгов: земля будет гореть под ногами империалистов и их прислужников… долой всех на свете эксплуататоров… встает заря свободы… в общем, революционный пожар бушует по всей Галактике.
А это уже конкретика: Революционный Фронт генерала Рамадоса (генерала, фу-ты, ну-ты, ножки гнуты!) торжественно извещает, что с этого дня расширяет арену борьбы с мировым империализмом, проклятой буржуазией и прочими реакционными гидрами, которые вскорости заплачут горькими слезами, а там буду! окончательно изничтожены возмущенным народом в лице его лучших представителей типа революционных фронтовиков генерала Рамадоса. Короче, трепещите, халдеи.
Для Мазура, знатока африканских дел, все было просто и понятно, как перпендикуляр. Ничего нового, ничего удивительного. Рамадос подыскал-таки спонсоров (которыми могут оказаться кто угодно) — и решил шагнуть на ступеньку выше, резко повысить статус. У этой публики свои понятия, иерархия и система ценностей. Фронт — гораздо круче отряда… Лубебо — дыра жуткая, но это все же, как ни смотри, город. Партизаны устроили налет на город, разгромили жандармскую казарму, вероятнее всего и заложников взяли. Это уже гораздо престижнее, нежели обстреливать из зарослей воинские машины, валить телефонные столбы, закладывать мины на магистралях и грабить «реакционные» деревни. Есть основания ожидать притока и новых сторонников, и спонсорских денег… Если…
По ступенькам сбежала Мадлен, подошла к нему. Личико у нее было сумрачное.
— Заложников взяли? — спросил Мазур.
— Ага, человек десять. И Нильсенов, — она, несмотря на всю угрюмость, фыркнула. — Ингрид, может, и понравится, потом только сообразит, что СПИД ей гарантирован: И четырех девочек увели. Двух инженеров убили под горячую руку. И знаешь… Они отобрали не просто инженеров или техников, а тех, кто поважнее, на серьезных должностях, без кого работа если и не встанет, то здорово осложнится…
Интересно девки пляшут, подумал Мазур. Такой отбор не проведешь импровизированно, в ходе налета — никто сюда не берет служебные удостоверения с указанием должности. Нужно иметь агентуру на шахте, продумать все заранее, чтобы не хватать мелкую рыбку. Работа если не встанет, то здорово осложнится… Значит, требования будут не политические, а чистой воды экономические — то бишь вульгарно потребуют выкуп, и немалый. Концерн, скорее всего, раскошелится — так рациональнее, чем надеяться, что военные или жандармы переловят этих болотных племянничков Качаны и освободят ценных специалистов. Прецеденты известны…
— Четырех девочек увели… — повторила Мадлен. — Я всех знала, мы все друг друга знаем… — она передернулась. — Как хорошо, что ты решил там не ночевать…
Уж это точно, подумал Мазур. Попали бы под раздачу — с непредсказуемыми последствиями. Что ж, мания подозрительности себя оправдывает — если ее лелеять в разумных дозах…
— Что с девочками будет… — печально протянула Мадлен. — Нет, я прямо сейчас побегу собираться. Провались он в болото к Качане, этот городишко… А ты клевый. С тобой было интересно.
— С тобой тоже, — сказал Мазур.
— Ну, пока. Авось судьба еще сведет…
Она чмокнула Мазура в щеку и направилась прочь — без всякой танцевальной походочки, какой расхаживала «при исполнении», размашистой, деловой походкой крестьянки, торопившейся на поле к созревшему урожаю. |