Однако под подозрением в первую очередь Лысый Масаба. Во-первых, его заведение, как и забегаловка при нем, — один из центров городской жизни, где вечно полно народу, где кружат последние новости и сплетни. Именно в таких точках испокон веков сажали агентуру. Во-вторых, именно Масаба мог подшаманить что-то с сальником так, чтобы его вышибло при первой более-менее длительной остановке. Та, первая, не в счет: на полпути меж Лубебо и автострадой Мазур останавливался, чтобы принять очередные меры предосторожности в рамках РМП — но он не глушил мотор и стоял всего-то пару минут. А вот Масаба уже после того, как ударили по рукам и уже не было сомнений, что Мазур берет «Крузер», торчал под машиной, объяснив, что хочет-де еще раз все проверить, чтобы клиент остался доволен. И над душой у него Мазур не стоял…
— Посиди пока, — буркнул он девушке. И отошел к тому месту, что могло быть пышно поименовано и приборной доской. Малый джентльменский набор: подробная карта в твердом пластиковом чехле (испещренная какими-то непонятными линиями, скорее всего розой ветров), горизонтально укрепленный компас, барометр и высотомер. Мазура интересовал исключительно компас.
Судя по положению стрелки, шар летел прежним курсом, в этом чертовом воздушном Гольфстриме, что было просто прекрасно: Мазур без особого труда и выпустил бы немного газа, и закачал добавки, но представления не имел, когда это нужно делать, сколько именно впускать-выпускать. В жизни не слышал, чтобы спецназовцев где бы то ни было учили управлять воздушным шаром.
Задумчиво потрогал зеленую рукоятку, потом красную.
— Не трогайте! — истошно, в неподдельном страхе завопила Николь так, что Мазур невольно одернул руку. Сказала спокойнее: — Это разрывной клапан, чтобы…
— Я знаю, — сказал Мазур.
Как Новодворская читала что-то о сексе, так и Мазур читал кое-что об этом самом разрывном клапане. Приспособление для аварийной посадки. Стальной тросик распорет шар на всю длину. Одна немаловажная подробность: газ улетучивается практически мгновенно, так что применять эту штуку следует только на сверхмалой высоте, падая с которой, не убьешься и не поломаешься — скажем, когда шар несет на скалу или тащит в море. А полететь камнем с такой высоты…
Вернувшись на прежнее место, Мазур спросил:
— И как он собирался меня брать?
— Сошлись на двух вариантах. Милях в двадцати перед Инкомати есть маленький городок, не помню названия, я его впервые слышала, а название заковыристое… В общем, там уже сидят человек двадцать. Патрис инсценировал бы какую-то неполадку и приземлился там. Вы, простите, все равно ничего не поняли бы (не понял бы, мысленно согласился Мазур). Хороший случай взять аккуратно и без особой оглядки. У Патриса был еще сильный электрошокер.
— Понятно, — сказал Мазур. — Ну, а теперь, коли уж исповедь идет так гладко, самое время поговорить о том, о чем ты умолчала…
— Да ни о чем я не умолчала…
— Врешь, лапочка, — спокойно сказал Мазур. — Ты не читала Жоржа Сименона?
— Нет. Я вообще читала мало, только модные бестселлеры — чтобы можно было поддержать разговор, иногда речь заходит о книгах. А что это за Сименон такой? Имя определенно французское, но фамилия, хоть и похожа на французскую, но уникальная какая-то, никогда ее не встречала…
Не удивительно, подумал Мазур. Вполне возможно, Сименон говорил в интервью чистую правду — что его предком был русский солдат Семенов, изменивший имечко на французский лад. Как ни прискорбно для национальной гордости, но факт остается фактом: пока русские войска стояли во Франции после взятия Парижа, не так уж мало солдатушек, бравых ребятушек, дезертировали и осели во Франции. |