Сейчас, в эту минуту перед ним происходила игра со смертью. С одной стороны люди, Пришельцы, которые пришли сюда, чтобы в случае опасности защитить себя и готовые уничтожить все, что несло бы эту опасность. А с другой стороны – обезумевшие от непривычного грохота, треска и еще черт знает чего жители, единственной целью которых в этом мире под звездой, которая давала тепло и свет, было одно – выжить. Только и всего.
Мил мог только безучастно наблюдать, как массивные тела его друзей и спутников протискиваются сквозь беспорядочный огонь бластеров и набрасываются на людей.
Жителям повезло, что в руках у ребят в сером, прошедших огонь и воду и еще дьявол знает что, были именно тяжелые бластеры. Они весьма эффективны против крупной техники, но никак не предназначены для уничтожения живой силы противника, которую в данном месте представляли жители. Пещерный медведь, обезумевший от вкуса первой крови, со свистом рассекал горячий воздух тяжелыми лапами, раздавая куски смерти налево, направо. Рядом с ним, визжа от ярости, а может быть, и от страха, который гораздо опаснее простой ярости, грыз живое мясо Альвареза. Чуть в стороне, бок о бок, подчиняясь давно выработанной привычке, присущей только жителям, которые провели в джунглях не один год, охотясь и защищаясь, убивали Квар и Родж. Именно убивали, хладнокровно и безжалостно. Ибо не было в джунглях слов жалости. Смерть не терпит этого.
Мил, который никак не мог выйти из состояния неожиданности и чисто человеческого ужаса от виденного, смотрел, как неторопливой тушей прыгал то к одному солдату, то к другому бледный мутант, одним своим видом разрывая сердца людей.
В какой‑то момент Мил почувствовал острейшее желание присоединиться к кровавому побоищу и только огромным усилием воли подавил в себе это чувство, вспомнив, что те, кого так умело убивали жители, еще совсем недавно были его сородичами. Почему были? Они есть сейчас. И не значит ли это, что он должен как‑то воспрепятствовать резне?
Мил принял решение, прыгнул в самую кучу, в самую тучу поднятой мелкой пыли, собираясь что‑то, он еще не знал что, сказать… попробовать… остановить… Но именно в этот момент из джипов застрочили крупнокалиберные пулеметы.
Давно забытое чувство, когда тяжелый металл вонзается в живую плоть, вернулось к Милу. И перед тем как принять в грудь несколько тяжелых титановых капель, Мил успел подумать о том, что глупо умирать в шкуре пантеры. Хотя, наверное, кровь красиво сморится на его белоснежной шерсти…
Мил очнулся. Красный пожар, бушевавший целую вечность в его голове, погас. Пришло спокойствие и тишина. А вместе с ними вернулось сознание того, что он жив. Боль, легкая и почти ненавязчивая боль тупо напоминала о себе. Но даже это радовало Мила. Приятно и радостно, когда тело, которое приняло несколько титановых пуль, заявляет о себе тихой болью. Значит, не все плохо и он жив.
Мил приоткрыл глаза и уставился в темноту. Не в ту темноту боли и невидимого огня, в которой он жил неизвестно сколько времени. Темнота была наполнена звуками джунглей. Робкий разговор листьев, размышляющих о предстоящем и прошедшем дне. Далекий крик ночного охотника, скорее всего толстокожей, вечно не чесанной кошки. Чуть позже последний жалобный крик настигнутой и поверженной жертвы. Непонятно кому принадлежащий. Крик смерти в джунглях у всех одинаков. Вот еще. Словно где‑то далеко‑далеко произошел горный обвал. Скорее всего Большая река решила выбрать себе новое русло. Звуки, звуки… Мир, полный звуков. А среди них, чуть в стороне от того места, где лежал он. Мил, бывший офицер полиции, а ныне черт знает кто, переговариваются Ночной Родж и Квар.
Мил осторожно приподнял голову и прислушался. И хотя голова его мгновенно наполнилась звонкими толчками застоявшейся крови, он разобрал слова. Говорил Родж:
– Джунгли встревожены, словно перед большой засухой. Тот небольшой отряд, что я послал на разведку, был моментально атакован жителями. |