|
Тебе это не нравится? Нет, нравится. Так тебя это пугает? Да, есть немного. Это как-то нереально. Самое странное, что на улице нет истерической толпы, ни журналистов, ни фанатов, ни психов, которые хотят увидеть тебя, потрогать, дерутся за право сняться с тобой. Потому что здесь дыра, сказала она чуть кокетливо. Он улыбнулся. Ты знаешь, что такое «дыра»? Да. В ней как раз лучше всего исчезнуть. Кому придет в голову искать меня здесь, Артур? Довод убедил. Артур присел на подлокотник «Эктропа». Я просто приехала сюда, чтобы забыть это все. Забыть весь этот прессинг, Райана (Рейнолдса, ее мужа), забыть моего импрессарио, забыть Мелани, my mom; ее глаза наполнились слезами; мне хотелось хоть несколько дней пожить нормальной жизнью. Хоть несколько дней. Побыть раз в жизни обычной девушкой, как все. Банальной, почти boring. Вроде тех, что делают рекламу в секции chicken в «Уолмарте». Чтобы обо мне на несколько дней забыли. Miss Nobody. Никакая больше не Скарлетт Йоханссон. Ты можешь это понять. Я хочу выходить из дому, не накрасившись, в той же футболке, что и вчера, не боясь появиться на cover глянца с подписью типа «Скарлетт Йоханссон в депрессии».
Она утерла светлые слезы, стекавшие на подбородок. Я просто хочу побыть несколько дней в покое, Артур. Just that. Побыть собой, не выпендриваясь. Не пуская пыль в глаза. Я же не луну с неба прошу, правда? Just that. И тогда Артур Дрейфусс, мало что смысливший в нежности, встал, сделал шаг и обнял ее. Обняв, обнаружил, что она маленькая, зато грудь у нее большая, потому что даже на благоразумном, почтительном расстоянии она касалась его груди. Актриса рыдала довольно долго. У нее вырывались слова на английском, из которых Артур Дрейфусс понял только fed up, кажется, слышанное и виденное в титрах, переведенное как «достало» в «24 часах» и «задолбало» в «Прослушке», и ему подумалось, что его-то никто не достал (и не задолбал), ибо, когда эротическое чудо является в вашу жизнь, невольно ждешь, чтобы оно вас полюбило и поцеловало, соблазнило, убило, а не рыдало в печали на плече автомеханика. Всегда ждешь света и благодати. Он подумал о цепочках слов и улыбнулся. Когда-нибудь он осмелится. Опираясь на девичью руку, / под бременем ее красоты / загнанный в укрытие корсета. Они съели макароны, и Скарлетт Йоханссон повеселела, ее высокие скулы заблестели. Она говорила о Вуди Аллене, «самом сексуальном мужчине планеты», в жизни я ни с кем так не смеялась; о Пенелопе Крус, это моя сестра, my soul mate, я ее обожаю; о своей шестой роли в тринадцать лет (!): Грейс Мак-Лин в «Заклинателе лошадей», я была влюблена в Роберта (Редфорда), а Сэм (Нил) – в меня; о своих «дочурках» (так она звала свои груди), которым завидовала Натали Портман. Она засмеялась, и Артур Дрейфусс нашел, что смех ее красит, хоть и подумал, еще не в состоянии составить полный список, что со Скарлетт Йоханссон можно заняться по меньшей мере тысячей более интересных вещей, чем есть макароны с сыром: почитать ей стихи, погладить мочки ее ушей, превентивно истребить все племя доберманов и прочих ротвеллеров, а то еще придумывать детские имена, щекотать ее золотистый пончик, или дать ей примерить белье, выбрать необитаемый остров, чтобы жить там вдвоем, причесывать ее под песню Нила Янга, лакомиться печеньем макарони, фиалковым или лакричным, и т. |
