— И что это значит применительно к нашему случаю?

— Я так думаю, они были слишком уверены в себе и не смогли трезво просчитать последствия обнародования своих злодеяний даже перед, казалось бы, самыми надежными и близкими им по духу людьми.

— Ну вот, что я тебе говорю! Ты отлично соображаешь. Как ты думаешь, пап, не поискать ли нам в этом направлении?

Томми говорил уверенно и решительно. Он всегда умел сохранять спокойствие, даже в самые напряженные моменты, когда ему грозили самые страшные опасности. По всей видимости, благодаря этой черте своего характера сын и стал замечательным военным корреспондентом.

Адриан вновь посмотрел на экран телевизора.

— Эй, профессор… — В голосе Вольфа звучало беспокойство.

Адриан вздрогнул и почему-то заговорил с собеседником тоном школьника, отвечающего учителю домашнее задание.

— Я вижу людей, которые по каким-то неведомым мне причинам не имеют ничего против того, чтобы их показали вот на этом экране. Более того, похоже, что некоторые из них делают это с явным удовольствием, — принялся рассуждать профессор Томас. — Я вижу актеров, исполняющих свои роли в соответствии с писаными и неписаными правилами, и делают они это явно не из-под палки. В общем, я вижу людей, которых никто не принуждал так калечить свою душу.

Вольф ухмыльнулся и прокомментировал слова профессора:

— Боже, как поэтично! Готов подписаться под каждым вашим словом.

— Кроме того, я вижу эксплуатацию самых низких и грязных инстинктов, заложенных в человеке. Присутствует во всем этом и немалая доля коммерции.

— Скажите, профессор, видите ли вы во всем этом воплощение зла? Можете ли вы однозначно определить то, что видели, как торжество порока над добродетелью? Многие люди назвали бы увиденное развратом, свидетельством морального разложения и омерзительным зрелищем. После этого они непременно выключили бы телевизор или вышли бы из этой комнаты.

Адриан покачал головой и сказал:

— Я всегда занимался наукой. Мы, ученые, не выносим происходящему моральных оценок. Мы просто изучаем модели поведения тех или иных субъектов…

— Ну да, так я вам и поверил…

Вольфа эта беседа явно забавляла, но на сей раз такая реакция, к немалому удивлению Адриана, вовсе не покоробила его. Судя по всему, условно освобожденный маньяк долго размышлял над тем, с какой тайной целью обратился к нему профессор. Скорее всего, он подозревал, что Адриан Томас использовал просьбу о помощи в поисках пропавшей девочки как прикрытие для вылазки в мир разнообразной порнографии в сопровождении опытного экскурсовода. Улыбаясь, Вольф снова уткнулся в компьютер, и в этот момент Брайан прошептал старшему брату на ухо: «Слушай, пусть он и извращенец, но, по крайней мере, не социопат. Согласись, это уже неплохо».

Смех Брайана стал стихать и постепенно растаял вдали, но в этот момент Марк Вольф вновь переключил внимание Адриана на себя и на экран телевизора. Там появилась заставка, выполненная в черно-красной гамме, которая уступила место весьма натуралистично воссозданному интерьеру классической средневековой подземной темницы. В небольшом мрачном помещении валялись кнуты и цепи, а посредине возвышалась черная деревянная рама, в которой за руки и за ноги был зафиксирован мужчина, лицо которого скрывала плотно обтягивающая голову кожаная маска. Этого мужчину методично стегала кнутом крупная женщина, вся затянутая в такую же черную кожу. Мужчина, в свою очередь, если не считать маски на лице, был полностью обнажен, и все его тело вздрагивало при каждом ударе. Что он при этом испытывал, удовольствие или боль, Адриан определить затруднялся. Скорее всего, в переживаемых узником ощущениях присутствовало и то и другое.

— Вот такие веселые картинки нас поджидают, — сказал Вольф.