Позже, уже будучи профессором, он провел несметное множество лабораторных экспериментов, пытаясь выяснить, с помощью каких внешних воздействий можно вызывать строго определенные реакции в человеческом мозгу. Он ставил опыты со зрительными раздражителями, со слуховыми, с тактильными. Некоторые исследования осуществлялись при поддержке правительственных грантов, и, хотя это не заявлялось напрямую, Адриан понимал, что финансирование поступает от Министерства обороны. Вооруженные силы всегда хотели знать, каким образом можно сделать солдат бесстрашными. В течение многих лет своей преподавательской деятельности Адриан вынужден был чередовать чтение лекций и ведение практических занятий со сверхурочной работой в лаборатории, где он, окруженный ассистентами, проводил клинические исследования. Это было крайне увлекательно, полезно и приносило огромное удовлетворение. Однако, достигнув пенсионного возраста, Адриан вдруг понял, что знает о предмете своего научного интереса все — и одновременно почти ничего. Он мог объяснить, к примеру, почему и как изображение змеи вызывает у некоторых людей учащение дыхания и сердцебиения, провоцирует эффект туннельного зрения и даже приступы паники. Адриан поставил целый ряд опытов по десенсибилизации на своих учениках — студентах психологического факультета. Оказалось, что страх уменьшается по мере того, как источник его становится более привычным для восприятия. Сначала Адриан показывал испытуемым пугающие фотографии змей из журнала «National Geographic», затем приносил на занятия мягких игрушечных змей, сшитых из искусственного меха, и наконец демонстрировал в аудитории настоящих живых гадов. Он много раз проводил исследования с использованием методики «наводнения», как именуют ее психологи: испытуемый намеренно помещается в окружение большого количества объектов, вызывающих у него страх. Этот эксперимент очень напоминал эпизод из знаменитого фильма Спилберга, где Индиана Джонс оказался в колодце со змеями. По правде говоря, Адриан не особенно любил подобные опыты: слишком уж много получалось нервотрепки и криков. Ему нравились более щадящие методы.

Его брат — давно, еще до самоубийства, — любил подтрунивать над научными изысканиями Адриана. Однажды он сказал:

— Знаешь, на войне я понял одну вещь: оказывается, страх — наш лучший союзник. Именно он часто приходит нам на помощь в опасной ситуации. И хотя из-за страха мир предстает перед нами в искаженном виде, зато благодаря ему мы ведем себя более осторожно, бережем свою задницу и в конечном итоге доживаем до завтрашнего дня.

Брайан любил шевелить пальцем кубики льда в стакане с виски, так чтобы их легкий звон подчеркивал отдельные его слова.

— И если в какой-то момент тебе кажется, что ты должен чего-то испугаться, — значит, черт возьми, ты действительно должен! Иначе в твоих дальнейших действиях не будет ни малейшего смысла.

Адриан вспомнил об этом разговоре, проходя по хорошо знакомой территории университетского городка. Грустно улыбнувшись, он признался себе, что очень сильно скучает по брату, по этим его остроумным высказываниям, вообще по его манере говорить. Брайан умел рассуждать, как рафинированный философ из Оксфорда; порой же он выражался, как неотесанный уличный гуляка, изрыгающий непристойности. Профессия адвоката подходила ему как нельзя лучше.