— О чем ты говоришь, дорогая? — обиженно сказал я. — Неужели ты думаешь, что мне нравится спать, вытянувшись, как покойник в гробу?..

Роман вернулся домой в первом часу ночи. Я рассчитал, когда он сменит туфли на тапочки и форму на пижаму, и после этого позволил себе набрать номер.

— Настырный сосед хуже прокурора, — буркнул Роман, не подозревая, что перефразировал неизвестную ему русскую пословицу. Роман знал о бывшей родине только то, что тамошние евреи сами не понимают, чего хотят. Сначала сделали революцию, потом создали лагеря, после этого строили социализм, а кончилось тем, что вернулись к капитализму. На мои возражения, что не евреи определяли исторический путь России, Роман отвечал со скукой в голосе: «Ну не медведи же. Если не евреи, то кто?» Евреи, как я понял, по мнению Романа, все еще оставались в России, а русские подались в Израиль.

— Мне спуститься или ты поднимешься? — спросил я. — Кофе я уже сварил.

— Если ты варил его, начиная с семи часов, — позевывая, сказал Роман, — то пей сам.

Бутлер ошибся — я начал готовить кофе в пять.

— Спускайся, — разрешил Роман, расценив мое молчание как попытку невооруженного сопротивления власти.

— Павел, у меня нет сил рассказывать детали, — глаза у Романа действительно слипались, и я ощутил себя злым следователем. — Так что я тебе конспективно… По пунктам… А ты сам думай, раз уж у тебя бессонница.

Меня это устраивало.

— Пуля из «Беретты», — сказал Роман. — Калибр девять миллиметров. Стреляли с расстояния пятнадцать-двадцать сантиметров. Картины из страны не вывозили. Все израильские коллекционеры живописи предупреждены. Дверь на виллу была открыта ключом. Ждала ли грабителя на улице машина, установить пока не удалось. Погода стоит сухая, следов нет, соседи ничего не видели. Но земля в палисаднике виллы была влажной после вечернего полива, и на ней обнаружены два следа от мужских ботинок сорок первого размера. Дорогая обувь, производство «Саламандер». Исследование окурков и пепла показало: курил только хозяин, гостей на вилле не было. На платке, найденном на полу в кабинете, несколько капель крови той же группы, что у Гольдфарба. Это естественно: хозяин наступил на платок, когда делал свои последние шаги. На всякий случай делают анализ ДНК, но это долгий процесс, а результат очевиден… На вилле работала уборщица из русских олим и кухарка, старая марокканка, знавшая семью с детства… э-э… убитого. У обеих были ключи. Обе утверждают, что никогда и никому ключей не давали. На их экземплярах ключей нет следов того, что с них делали копии. Ключи были в свое время у бывшей жены Гольдфарба Эяль и у племянника Гая. Но, по их утверждению, они больше года назад вернули ключи Гольдфарбу. Эяль отдала после бракоразводного процесса и с тех пор бывшего мужа не видела и видеть не желала. А у племянника Гольдфарб ключи отобрал сам и запретил ему являться. Это, впрочем, к делу не относится — семейные дрязги. Факт: кроме тех ключей, что обнаружены возле телевизора в гостиной, в секретере Гольдфарба в его кабинете оказались еще две связки. Эяль и Гай признали в них свои. Вот и все пока. А теперь иди и выспись.

— В общем, никаких зацепок? — спросил я.

— Рутина, — буркнул Роман. — Терпеть не могу таких дел. Найти-то найдем, но пока все просеешь…

Роман был прав. Мне, как всегда, не повезло. Хотелось поучаствовать в таком расследовании, где важны логика и интуиция, хотелось создавать версии, а тут… Опросы, допросы…

Мне опять приснилась улика, которая ставила всю проблему с ног на голову.