В последнем случае он часто засыпал на диване, служа подушкой линяющей хозяйской кошке, которую Уилл ненавидел.
Дженни уехала, и у Эллен появилась надежда, что ее отношения с Уиллом к чему-то приведут, а Уилл, в свою очередь, не очень торопился разрушать эти надежды, хотя бы до тех пор, пока у него в кармане не заведется наличность. Ни к чему отказываться от вкусных обедов и возможности иногда перехватить взаймы у Эллен в случае крайней нужды. Разумеется, ей незачем было знать, что он также спал с Келли Батлер, официанткой из «Осиного гнезда», которой было всего двадцать три, и по молодости она не обращала внимания на кавардак в квартире Уилла и на тот факт, что он никуда ее не водил.
Правда заключалась в том, что больше всего в жизни ему не хватало Стеллы, доверия Стеллы, ее веры в него. Дочка часто звонила, оставляя сообщения на автоответчике, так как он всегда либо отсутствовал, либо спал. Она скучала по отцу, просила, чтобы он приехал в Юнити хотя бы ненадолго. Но по условиям поручительства ему было предписано не покидать пределов Бостона. Этот Бостон превратился для него в чугунные оковы. Бостон — жестокий и бездушный город, если у тебя нет денег и устремлений. Все эти магазины и кафе на Ньюбери-стрит, симфонический зал с идеальной акустикой, отель «Ритц» с потрясающим видом из окон — что толку от всего этого человеку без денег и перспектив? Уилл был на мели, разочарование вконец его доконало; по ночам он не мог заснуть, не пропустив несколько стаканчиков, но и тогда его сон был беспокойным, лишенным сновидений — он словно погружался в глубокую яму, откуда не выбраться. Он часто просыпался, охваченный дрожью, словно только что нырнул в холодную воду, после чего едва дотянул до берега. Он бессвязно бормотал, выпивал несколько чашек кофе, но по-прежнему продолжал дрожать.
Теперь, проходя по парку, он смотрел только вперед, не желая видеть бездомных, которые вытягивались на деревянных скамейках так, словно лежали в собственных кроватях. Дженни когда-то рассказывала Уиллу, что этим людям чаще всего снятся яблочные пироги и чистые простыни, во сне их кто-то любил и поджидал у дверей, а еще им грезились сотни милых пустячков, которые теперь ускользали от Уилла. Рояль остался в прежней квартире в качестве залога, да и все равно руки у Эйвери теперь постоянно дрожали, так что почти весь день он проводил за телевизором. Он начал потягивать виски с самого утра, со второй чашкой кофе — просто для того, чтобы взбодриться. Поэтому однажды днем, когда в дом проник репортер, Уилл уже успел окосеть. Репортера никто не остановил, и тот беспрепятственно нашел дверь Эйвери. Особого труда это ему не составило, так как список жильцов висел внизу в вестибюле. Рядом с фамилией Уилла кое-кто из соседей приписал несмывающимся маркером довольно грубые комментарии: «Пойди и устройся на долбаную работу. О крысах слышал? Выбрось свой чертов мусор!»
— Я вынужден просить вас уйти, — заявил Уилл, открыв дверь незнакомцу, который поспешил представиться репортером. Уилл после сна так и не переоделся, потому набросил на себя спортивную куртку, чтобы выглядеть более или менее презентабельно — Я не даю интервью после моего последнего прокола. Вечно ляпну лишнее.
— Я знаю, — не возражал репортер — Поэтому я вас легко нашел. Вы снялись перед фасадом дома с номерной табличкой. Весьма неудачная идея.
Уилл рассмеялся:
— Их у меня полно.
Он почувствовал какое-то родство с этим парнем, сумевшим его выследить. Репортер оглядел Уилла с ног до головы и правильно оценил ситуацию.
— Послушайте, я не стану печатать ничего без вашего разрешения. И это еще не все. — Репортер смущенно покашлял и оглядел замусоренный коридор как будто сокрушенно. — Я заплачу за интервью.
По правде говоря, у Эйвери уже урчало в животе и голова покруживалась от выпитого с утра кофе с виски. |