Как я сейчас понимаю Петра, взявшего в жены женщину с таким прошлым. Ведь только она могла усмирить ту головную боль, что зачастую его мучила. Но нет у меня своей Марты, совсем нет.

Глава 54. Диффамация.

Ворон моему приходу обрадовался. Еще бы, две краюхи ржаного хлеба, поджаристые, и посыпанные солью, именно такие, как он любит.

– Ты же меня никогда не предашь? – поинтересовался я у него. Тот только гневно фыркнул:

– Хозяин, ты что, совсем рухнулся? Конечно нет, ты главное хлеб почаще приноси. И поменьше пей – добавил он после раздумья, обнюхивая мое лицо.

– Не буду – пообещал я ему.

Так, сейчас плотно поем и буду отдыхать, отдыхать до следующего утра. Что буду делать завтра, завтра и решу. Уеду отсюда непременно, только вот куда мне отправляться.

Увидев хозяина «Приюта Странника» я вспомнил о трех пальцах. Неудобно получилось, осторожнее нужно с такими вещами, ну так что ж теперь.

Подлетела расторопная служанка, что господину будет угодно?

Хочу жаркое, много жаркого, горячее и острое. Голова прошла, и сразу проснулся аппетит, по-настоящему зверский. Ворон, наверное, избавил меня от головной боли, не три же бокала вина, выпитого мною подряд залпом.

Доедал я жаркое уже полусонный, изо всех сил стараясь не думать о той, что продолжала занимать все мои мысли. Ничего, переболею, в моей жизни уже было нечто подобное.

Тогда я провожал ее на самолет, почему-то понимая, что больше никогда не увижу.

Наверное, мне следовало порвать ее билет, но я так и не смог решиться. И меня очень долго мучил вопрос, ждала ли она этого или нет. И теперь я никогда не смогу этого узнать. Я любил ее, это точно, но очень сомневался в ее ответных чувствах.

Мы расстались, ну и кто в этом виноват? Надо же быть таким дураком, признавшись в том, что переспал с ее лучшей подругой. Да что там дураком, идиотом быть надо.

И в том, что переспал, и в том, что признался.

Любил я ее, помню, лучший друг сказал мне, пытаясь привести в чувство:

– Артур, не узнаю тебя, ты же такой пофигист, что с тобой происходит?

Мне трудно далось расставание с ней, очень трудно. Я даже думал, что в моей жизни подобного больше не будет. Оказалось, что это далеко не так. Милана.

Сон куда-то испарился без следа. Нет, без вина не обойтись. Никто еще не придумал лучшего средства в такой ситуации.

За соседним столом сидела компания из нескольких подвыпивших дворян. Они разговаривали достаточно громко, и до меня долетали целые обрывки фраз. Компания обсуждала неудачное дело, дружно обвиняя в этом какого-то Мериаса. Особенно горячился тип с узкими черными усиками, очень напоминающими усы кота Базилио. Такие же две стрелки, расходящиеся в стороны параллельно рту. Когда он говорил, усы двигались, что, на мой взгляд, представляло собой довольно противное зрелище.

Было очень заметно, что гуляют они со вчерашнего дня, и даже сейчас, когда было еще не столь позднее утро, перед ними на столе стояла батарея винных бутылок, пустых вперемешку с еще нетронутыми.

Они, то повышали голос почти до предела, то шикали друг на друга, переходя на шепот. Заговорщики хреновы, черт бы их побрал. Приличному человеку остаться наедине со своим горем не дают.

И в комнату к себе идти не хочется, останешься в одиночестве, будет еще хуже.

Тот, что с усами-мерзавчиками продолжал доказывать остальным, хотя никто и не говорил ничего против:

– Я же говорил Мериасу, что не следует ждать ее шестнадцатилетия. Уже потом можно было бы сказать, что невеста понесла и, поторопившись со свадьбой, он лишь покрыл ее грех. И никуда бы она не делась.

Другой, не в пример с более пышными усами и бакенбардами, тянувшимися от висков чуть ли не до конца подбородка, и выглядевший совсем трезвым, заявил:

– Я сразу был против Мериаса.