Даже в совершенно заурядный июльский понедельник. Даже на почте.

Хотя ладно, будем честны: это не совсем обычная почта. Величиной с бальный зал, с блестящими полами, рядами пронумерованных абонентских ящиков и настоящими статуями, как в музее. Парень с коробкой подходит к столику у входа, опускает на него свою ношу и начинает заполнять почтовую наклейку.

Поэтому я беру с ближайшей стойки чистый конверт и направляюсь к тому же столику. Прогулочным шагом, ага. Сама обыденность. Теперь мне всего то и нужно, что подобрать правильные слова для поддержания беседы. По правде говоря, обычно у меня не бывает проблем с незнакомцами. Уж не знаю, это фишка выходцев из Джорджии или просто людей по имени Артур – но если по магазину блуждает подслеповатый старичок, именно я буду взвешивать ему пакет с черносливом. Если в соседнем кресле самолета окажется беременная дама, к моменту приземления она поклянется назвать своего еще не рожденного ребенка в мою честь. Уж с чем, с чем, а с длинным языком мне повезло.

Ну, или везло до сегодняшнего дня. Не думаю, что я сумею выдавить хоть звук. Горло будто завалило камнями. Что ж, я просто обязан прокопать тоннель к своему внутреннему ньюйоркцу – крутому и невозмутимому.

Так что я адресую Парню с коробкой осторожную улыбку и делаю глубокий вдох.

– Большая у тебя штуковина.

Вот черт. Само вырвалось.

– Я, э э, про коробку. Большая она. Коробка.

Я развожу руками, подкрепляя слова жестом. Разумеется, это лучший способ доказать, что я к нему не подкатываю, – выставить руки так, будто говорю о его члене.

Парень хмурится.

– Прости. Я не… Честное слово, обычно я не обсуждаю размеры чужих коробок.

Он бросает на меня взгляд и улыбается – самым краешком губ.

– Классный галстук.

Я опускаю глаза и заливаюсь краской. Ну конечно, нормальный то нельзя было надеть. Надо было именно сегодня позаимствовать один из папиной коллекции – темно синий и в сотнях крошечных хот догов.

– Спасибо, что хоть не комбинезон.

– И то верно.

Он улыбается снова – и я наконец обращаю внимание на его губы. Формой в точности напоминающие губы Эммы Уотсон. Губы Эммы Уотсон – на лице у этого парня.

– Значит, ты не местный, – внезапно заявляет он.

Я поднимаю на него удивленный взгляд.

– С чего ты взял?

– Ну, ты продолжаешь со мной разговаривать. – Теперь уже он заливается румянцем. – Прости, это как то странно прозвучало. Я имел в виду, что обычно только туристы завязывают беседы на улице.

– О.

– Но я не против.

– Я не турист.

– Правда?

– Ладно, теоретически я не отсюда, но сейчас живу здесь. Приехал на лето. А вообще то я из Мильтона, штат Джорджия.

– Мильтон, штат Джорджия, – с улыбкой повторяет он.

Сходил за кофе, называется. Ноги будто резиновые, в голове вата. Наверное, теперь еще и красный, как неоновая вывеска. Даже знать не хочу. Нужно просто продолжать говорить.

– Звучит, да? Мильтон. Прямо не город, а имя еврейского двоюродного дедушки.

– Я не…

– Вообще то у меня правда есть еврейский двоюродный дедушка по имени Мильтон. Собственно, мы сейчас у него и живем.

– Кто «мы»?

– Тебя интересует, с кем я живу у своего еврейского двоюродного дедушки по имени Мильтон?

Он кивает, и я на секунду задумываюсь. Интересно, какого ответа он ждет? С бойфрендом? С двадцативосьмилетним обжигающе горячим бойфрендом с зияющими тоннелями в ушах, пирсингом в языке и моим именем, вытатуированным на левом бицепсе? На обоих бицепсах?

– С родителями, – быстро сознаюсь я. – Моя мама – адвокат, у ее фирмы здесь офис, и она в конце апреля приехала сюда поработать над одним делом.