После того, как несколько лет назад его сын Дэвид погиб в море, Геро осталась единственным ребенком. Она была по-своему привлекательной, со статной фигурой и выразительными чертами лица. Но вряд ли могла считаться хорошенькой и приятной в обхождении, будучи похожей на отца и, к тому же, обладая столь сильным характером.
– Не стану отрицать, я рад, что Прескотт мертв. Но это не моих рук дело.
– Вы бы солгали мне? – удержала Геро отцовский взгляд.
– Мог бы, но не в данном случае.
– Должна признаться, рада это слышать, – хмыкнула дочь.
– Ведь епископ числился в твоих любимчиках? – откинулся на спинку кресла Джарвис.
– Да, мы были друзьями. Совместно работали над некоторыми проектами.
– Проектами… – скривился барон. – Геро, тебе уже двадцать пять. Не пора ли оставить это бесплодное увлечение благотворительностью и подыскать себе мужа?
– Можно было бы, – она подошла к креслу отца и прислонилась к спинке. – Если бы английские законы не давали мужчине право деспотической власти над собственной женой.
– Так уж и деспотической?
– Именно. А что касается благотворительности, вы, наверное, имели в виду маму. У нее это всегда получалось гораздо лучше, чем у меня.
При упоминании о супруге Джарвис состроил гримасу, опустив уголки губ. Он на дух не выносил Аннабель, эту полусумасшедшую дурочку, место которой было в Бедламе.
– Женщины, подобные твоей матери, разливают суп беднякам и роняют слезы над выводками сирот на улицах, потому что такими подачками легко задобрить собственную совесть. Меня от этого мутит, но оно хоть безобидно. А ты … ты просиживаешь целыми днями, зарывшись в книги, исследуя какие-то умозрительные теории и выступая в защиту проектов, которые можно назвать чуть ли не радикальными!
– О, поверьте, некоторые из моих проектов определенно радикальные, - ясные серые глаза прищурились с намеком на улыбку.
Джарвис поднялся на ноги, поворачиваясь к дочери лицом.
– При одной мысли о моем гневе трепещут влиятельнейшие лондонские мужи. А собственная дочь открыто позволяет себе поведение, которое вызывает мое неудовольствие. Почему?
– Потому что я во многом похожа на вас.
Барон фыркнул. Родись Геро мужчиной, Джарвис гордился бы ее умом и сильным характером – а может, даже ее политическими убеждениями. Но она была женщиной, и в последнее время казалась какой-то уставшей. Джарвис вгляделся в бледное, исхудавшее лицо дочери.
– В последние недели ты выглядишь не лучшим образом.
– Милый папочка, – подавшись вперед, она поцеловала барона в щеку. Геро была достаточно высокой, чтобы не привставать при этом на цыпочки. – Разве вы не знаете, что говорить такое женщине непозволительно?
Джарвис разрешил себе улыбнуться и стиснул плечо дочери со столь редко проявляемым чувством нежности.
– Я не убивал твоего сующего везде свой нос епископа.
– Тогда кто?
– Это мне неизвестно. Да и, по правде сказать, все равно.
* * * * *
Оставив отца в библиотеке, Геро поспешила подняться к себе в спальню, и только успела вытащить из-под шкафа ночную вазу, как желудок тут же вывернуло наизнанку.
Она уже узнала, что тошнота накатывает, прежде всего, по утрам, хотя иногда может подступить и совершенно неожиданно. Мисс Джарвис не относилась к женщинам, которые легко испытывают страх или впадают в отчаяние. Но сейчас, сидя на полу, крепко зажмурив глаза и прижимаясь покрытым испариной лбом к дверце шкафа, Геро ощущала себя опасно близкой к тому, чтобы поддаться этим чувствам.
Для молодой английской аристократки забеременеть вне брака являлось в высшей степени непростительным позором. Ни могущество и богатство семьи, ни обстоятельства, повлекшие за собой такие последствия, не имели значения. |