– Что? – сжавшись от страха, спросила Клара.

– Не надо было говорить доктору Роучу о Бруно, – срывающимся голосом произнесла она.

– Почему? – удивилась Клара. – Ты же хотела помочь.

– А если доктор Роуч его прогонит? – предположила Эстер.

Кровь отхлынула от лица Клары, и комната стала вращаться перед ее глазами. Она и не подумала о том, что доктор Роуч запросто может уволить Бруно и выгнать его из больницы. Что тогда делать?

Несколько дней спустя она взяла из швейной мастерской штаны и накрахмаленную рубашку, намочила волосы, зачесала их назад и пошла в прачечную, попытавшись затесаться между пациентами, которые вытаскивали из чанов чистое белье. Надсмотрщик это заметил и выставил ее из помещения. В наказание ей пришлось неделю просидеть в изоляторе, после чего ее вновь допустили к работе. Она спрашивала пациентов, не заметил ли кто нибудь строителей, а если заметил, то где. Но все говорили, что ничего не видели, и с испуганным видом качали головами, желая лишь одного: чтобы их оставили в покое. Клара подумывала передать то, что рассказала ей Эстер, медсестре Тренч – вдруг она сжалится над ней? – но решила, что это слишком рискованно. Иногда ей казалось, что найти Бруно невозможно. Но она должна попытаться. Другого выхода не было.

Хуже всего ей приходилось в предрассветные часы, когда она лежала без сна, переживая о том, что Бруно уволили и он не сможет придумать способ вызволить ее из больницы. Клара боялась, что он опустит руки и перестанет ее искать. А может, у Эстер и впрямь начались галлюцинации? Ведь она рассказала ей и Мадлен всю свою жизнь: как они с Бруно влюбились друг в друга, но родители не одобрили ее выбор, и отец решил упрятать ее в больницу, когда она забеременела. Не исключено, что после заключения в Уилларде и инсулиновой комы бедняжка Эстер слетела с катушек. А если она все придумала? Когда Клара подумала об этом, грудь опять сдавила тяжесть, как будто на нее положили холодную гранитную плиту.

Несколько ночей подряд Клара ворочалась без сна, мучаясь от неизвестности и сомнений. Каждый раз, когда она, совершенно изможденная, закрывала глаза, ей вдруг представлялось, что Бруно нет в Уилларде. Ужас охватывал ее, и она резко садилась в кровати, потея, задыхаясь, сбивая ногами серые простыни. В конце концов она сворачивалась клубочком и плакала до изнеможения. Выйдет ли она когда нибудь на свободу?

Однажды в швейной мастерской она сидела на жестком стуле спиной к окну. В ногах у нее стояла корзина с накрахмаленными рубашками. Клара наблюдала за тем, как начальница неуклюже взбиралась по стремянке, чтобы поменять лампочку. Это была сухонькая пожилая женщина. Прихрамывая, она расхаживала по мастерской, а ее длинная пышная юбка с шуршанием волочилась по деревянному полу. Она называла работниц «милочками» и следила за тем, чтобы они прилежно шили, склонив головы. Иногда она брала тросточку и жаловалась, что от плохой погоды у нее ноют кости. Ей приходилось часто останавливаться, чтобы помассировать искалеченную ногу. А в последнее время она все время ходила с палочкой – весна в этом году выдалась сырая и промозглая.

Клара поежилась, когда старушка оступилась на ступеньке и чуть не упала. Непонятно, что у нее с ногой, но зачем так рисковать и лезть на стремянку, чтобы поменять лампочку? В мастерской перегорели три лампочки, одна из них – прямо над головой Клары. Потолки в помещении были двенадцать футов высотой, и шнуры с лампочками болтались на высоте не менее десяти футов. Неужели в Уилларде нет мужчин, которых можно попросить заменить лампочку?

И тут ее словно пронзило молнией: а что, это идея!

Если она не может пойти к Бруно, надо сделать так, чтобы он пришел к ней! Эстер сказала, что он работает в бригаде плотников. По словам Мадлен, они то ли чинят прохудившуюся крышу, то ли устанавливают новую дверь.