Как это часто бывает, она думала о Курте, когда позвонили в дверь, и на пороге стоял он, похожий на отца в молодые годы.

— Здравствуй, любимый. Я как раз о тебе думала.

Курт смотрел на нее.

— Мама, что с лицом? Почему ты не сказала мне, что с тобой случилось?

— Что ты мог сделать? Только волноваться? Какой смысл рассказывать людям о неприятностях?

Это могло бы быть семейным девизом, подумал Курт. Он поглядел на отца — подходя к дому, он видел его в окне без занавесок; отец смотрел наружу остановившимся свирепым взглядом.

— Как он сегодня?

— Как обычно. Почудил за завтраком.

— А ты как?

— Хорошо, сынок, очень хорошо. Насчет синяков не беспокойся, пройдут. Не боюсь я каких-то мальчишек. Я знаю их имена, сказала полицейским. Что мне их бояться?

Курт улыбнулся.

— Ты у меня несгибаемая, сделана из железа?

— А ты из чего? Похоже, что из опилок и клея. Что с тобой? На тебе лица нет. Ты нормально питаешься? Спишь хотя бы?

— Все в порядке, мама. Последнее время не спал, но это ничего.

— Я беспокоюсь за тебя.

— Знаю.

— Я тебя люблю.

— Я знаю, мама.

— Ты бы сказал мне, если бы что-то было не так, правда?

— Какой смысл рассказывать людям о неприятностях? — ответил Курт голосом матери.

Она рассмеялась.

— Мне надо сбегать на почту до закрытия, взять его деньги. Останешься выпить чаю?

— Да, подожду тебя.

Пат вышла и закрыла дверь, а Курт подтащил стул к отцу. Он долго смотрел ему в глаза, дольше, чем выдерживал обычно. Потом тихо заговорил с ним.

— Ты ее не стоишь, никогда не стоил. Слышал, что она сказала? Ее ничто не остановит. Она из железа… а ты из чего?

Не могу спать, папа. Совсем не могу. Лежу с открытыми глазами, смотрю, как пробегает по потолку свет фар. Я думал о том, какой я и что меня таким сделало. И о тебе думал тоже.

Знаешь, ты никогда не разговаривал со мной, пока я рос. Ты говорил мне, что надо делать и чего делать нельзя. Ты давал инструкции. Не думаю поэтому, что ты хороший отец. Не думаю, что ты сделал меня хорошим или сильным человеком. Посмотри на меня — я мешок с говном.

Я тут виделся с Лореттой. Она рассказала мне о твоей тайной жизни уборщика — я смеялся. Как ты мог столько времени врать? Врал, скрывал правду — и без всякой причины. За это я не могу тебя ненавидеть. Я тебя ненавижу за то, что ты мне передал свою слабость. Передал свои слабые гены. Я много лет скрывал правду, прятал так глубоко, что почти забыл о ней. Забыл думать о том, какое зло я мог причинить. Я больше всего боялся тебя разочаровать.

Я смотрю, как пробегают желтые огни по потолку, и думаю: почему ей не сказал? «Какой смысл рассказывать людям о неприятностях? — говорю я себе. — Это не вернет ее брата». Но на самом деле я не об этом думаю. Я думаю, как она мне нравится, как мне радостно с ней и что по слабости, из эгоизма я боюсь лишиться этого. Лучше промолчать.

Я совсем как ты, папа. Лжец и трус. Гордишься мной?

35

В зале пахло шоколадом и патокой. Лиза смотрела на витрины. Для выставки «Двадцать первая годовщина „Зеленых дубов“» Гэвину отвели старое помещение в застойном рукаве торгового центра. В шесть часов Лиза должна была встретиться с Куртом у фонтана.