Мне страшно. И стул будто бы складывается подо мной, и палата вдруг кажется маленькой и тесной. Гретхен такая хрупкая, уязвимая, и мне страшно до нее дотронуться. До моей подруги.
Я пла́чу, и, к несчастью, именно такой меня видит входящий в палату Том — в мятом костюме, с галстуком, съехавшим набок. Он тяжело дышит. Наверное, всю дорогу от входа бежал.
Глава 3
При виде Гретхен, к которой подсоединена вся эту куча аппаратов и капельниц, Том заметно бледнеет. Просто останавливается на пороге как вкопанный, как «роуд-раннер», которому пришлось резко затормозить.
Медсестра открывает рот, она готова что-то сказать, но я ее опережаю. Меня настолько радует появление знакомого человека, и сквозь слезы я восклицаю:
— О Том! Ты приехал!
Я неуклюже привстаю со стула. Ножки его ползут по полу с зубовным скрежетом, но мне все равно. Я просто бросаюсь к Тому и чуть не сбиваю его с ног.
Он автоматически крепко обнимает меня, я прижимаюсь к его груди, и мне хочется долго стоять вот так, пусть даже мне тяжело дышать и я вдыхаю только запах его рубашки. Все-таки я неохотно отстраняюсь, а он опускает руки. Я смотрю на него, а он — на Гретхен. Он не двигается с места.
— Что случилось, черт побери? — спрашивает Том шепотом. Куда подевались его обычная выдержка и олимпийское спокойствие? — Никто не хочет мне ничего объяснить. Я испугался.
Я делаю вдох-выдох, стараюсь взять себя в руки. Слезы текут по крыльям носа.
— Что? — ошеломленно повторяет Том, не в силах оторвать взгляд от Гретхен. — Что случилось?
Я в растерянности. Нужно говорить осторожно.
— Она мне звонила. Я пошла к ней… там повсюду валялись таблетки, и…
Мой голос гаснет в потоке слез.
Том бледнеет, разжимает губы, собираясь что-то сказать, но тут вмешивается медсестра.
— Может быть, можно поговорить в коридоре? — строго спрашивает она. — Нельзя огорчать Гретхен.
Мне становится еще хуже. Гретхен лежит тут и слышит все, о чем мы говорим. Я послушно выхожу в коридор, и медсестра закрывает за нами дверь.
Том ждет. Я пробую снова все объяснить ему.
— На полу валялись таблетки, и…
— Какие таблетки? — спрашивает он таким тоном, словно боится ответа.
Я сглатываю подступивший к горлу ком.
— Не знаю. Еще была бутылка виски, почти допитая. Понятия не имею, сколько штук она приняла, она была без сознания.
— О черт! — бормочет Том, делает шаг назад и прочесывает волосы пальцами. Он делает бессмысленный шаг вправо и снова отступает назад — О черт, Гретхен!
— Я вызвала «неотложку», — торопливо продолжаю я. — Они приехали и сказали, что она дышит. Сначала ее привезли в приемный покой, а потом переправили сюда. Она в коме!
Том едва заметно качает головой. Он словно бы с трудом воспринимает то, о чем я ему говорю, мои слова будто бы лишены смысла.
— Мне больше ничего не скажут, пока не приедет Бэйли.
Как только я произношу это имя, лицо Тома искажает гримаса неприязни и злобы.
— А они знают, где он? — спрашивает он сквозь зубы. — Ему пытались дозвониться?
Я киваю.
— В Мадриде. Я точно знаю, что он возвращается. Должен вот-вот подъехать.
— Откуда они узнали, что он там? — нахмурившись, спрашивает Том.
— Я сказала, — признаюсь я. — Он мне звонил вечером, чуть раньше. Он должен был приехать к Гретхен, но у него вроде задержали рейс. Или он опоздал на самолет. Он позвонил Гретхен, чтобы сказать, что не успевает к ней, а она была пьяная, очень сильно пьяная. |