Дверь приоткрывается, выглядывает медсестра.

— Том? Вы не могли бы вернуться?

Не дожидаясь меня, Том практически отшвыривает медсестру в сторону, чтобы пройти за дверь. Я встаю, но медсестра загораживает мне дорогу и спокойно, серьезно говорит:

— Давайте дадим им возможность поговорить.

Я сажусь, инстинктивно догадываясь: что-то происходит.

Медсестра садится рядом со мной.

— Вы давно дружите с Гретхен? — дружелюбно интересуется она, рассеянно вертя на пальце обручальное кольцо.

Я смотрю на нее с тревогой и опаской.

— Больше года. А почему вы спрашиваете?

— Значит, не так уж долго.

Она склоняет голову к плечу. Ее светлые волосы чуть поблескивают. Она ждет.

— Но мы очень близки, — говорю я, чтобы заполнить паузу. — Знаете, у некоторых людей так бывает.

Она улыбается.

— Конечно. Родство душ и всякое такое. Я со своей лучшей подругой знакома со школьных лет. Я ее безумно люблю, но порой она меня доводит до бешенства. Догадываюсь, что у вас с Гретхен тоже примерно так все обстоит?

Я молчу. И смотрю за окно.

— Иногда бывает, — наконец произношу я. — Порою с ней очень трудно… но, в конце концов, у нее маниакально-депрессивный психоз. — Я перевожу взгляд на медсестру. — Думаю, вам это уже известно. Поэтому она порой не в состоянии отвечать за свои поступки.

— Понимаю, — кивает медсестра. — Но наверняка вам бывает очень тяжело.

Да она понятия не имеет, как мне порой бывает тяжело.

— Все же ей тяжелее, я так думаю.

— Конечно, но точно так же может быть очень больно видеть, как кто-то, дорогой для тебя, борется за жизнь. А еще труднее, когда оказывается, что на самом деле твой близкий человек жить не хочет.

— Это вы обнаружили Гретхен? — мягко спрашивает она. — В ее квартире?

— Да, — еле слышно отвечаю я. Я предчувствовала, что этот вопрос прозвучит. — Дверь была приоткрыта. Я вошла и увидела ее.

— Интересно, почему она оставила дверь открытой? — спрашивает медсестра.

— Она была не в себе, — быстро отвечаю я.

— Так значит, вы с ней говорили?

Я искоса смотрю на дверь.

— Нет. Я хотела сказать: я думаю, что она была не в себе — если сотворила такое.

Я порывисто встаю. Мне хочется уйти. Медсестра протягивает мне руку.

— Ее состояние ужасно, Элис, но смотреть на это не легче. Я просто пытаюсь дать вам возможность выговориться. Мы могли бы определить вас в одну из групп, где…

— Помощь нужна ей, — поспешно прерываю я медсестру. — Она ведь должна уметь контролировать свое состояние, но у нее не всегда это получается. — Я вдруг ловлю себя на том, что говорю более энергично, чем могла бы посреди ночи, особенно учитывая все случившееся. — Ей нужно лечение. Есть таблетки, выравнивающие настроение, снимающие стресс. И только тогда, когда ты не принимаешь соответствующие лекарства, когда ты настолько самонадеян, что отказываешься от них, считая, будто они тебе не нужны, хотя люди, любящие тебя, и специалисты утверждают обратное, — вот тогда это действительно проблема.

Медсестра явно немного удивлена моей вспышкой, но не обескуражена.

— Ваш гнев вполне понятен, Элис, — говорит она, и я вдруг понимаю, насколько крепко сжала кулаки — даже костяшки пальцев побелели. — Это обычная реакция, и…

Но уже слишком поздно. Чаша моего терпения переполнилась.