— Гера! — тут ее просто прошило, и Марьяна дернулась, села и повернулась к нему лицом. — Ты нормально сказать можешь?!

Герман тоже сел. Они, наконец, посмотрели друг другу в глаза.

— Я тебя любою, — абсолютно серьезно сказал Герман. — Как может быть иначе?

Как хорошо, когда у тебя кружится голова, а ты в это время в кровати. И все же это не страхует тебя от глупых вопросов.

— Сильно любишь?

— Очень сильно, — все так же серьезно ответил Герман.

— Как Лину? — Марьяна выпалила это и замолчала. Ей, наверное, это надо было. Нет, не наверное. Совершенно точно надо знать, что для нее и Германа нет запретных территорий и красных линий. Что они могут поговорить обо всем.

Герман молчал. Смотрел ей в лицо и молчал. А Марьяна не могла сейчас понять ничего. Кроме того, что ей нужен какой-то ответ. Совсем окончательный. Только губы сами собой двигались.

— Ты ее любил?

— Наверное, — наконец медленно проговорил Герман. — Да нет, точно, любил. Как иначе? Просто… — он поднял руку и коснулся ее лица. Провел кончикам пальцев по скуле, щеке. — Просто я тогда был совсем другой. Я себя тогдашнего сейчас мало понимаю. И вообще… Что было — то было. — Он приблизил свое лицо, так, что Марьяна перестала что-либо видеть. Кроме его глаза. И только чувствовала, как касаются его губы ее, когда Герман говорит. — Я тебя люблю. Ты мое счастье. Ты… ты сделала невозможное. Я, честно говоря, даже не думал, что в моей жизни еще раз это случится. Любимая женщина. Ребенок. Второй шанс все сделать правильно. Маш, ты теперь никуда от меня не денешься. А я постараюсь больше так не тупить, — он поцеловал ее в губы, а потом мягко привлек к себе и таким знакомым и родным жестом прижал ее голову к своему плечу, окончательно растрепав прическу. — Договорились, любовь моя?

Марьяна могла только молча кивать. Все, что ее так беспокоило и мучило последние недели, вдруг бесследно растворилось, исчезло. И в ушах звучало только: «Я люблю тебя… любовь моя…».

И спать почему-то уже совсем не хочется.

— Гера! — вдруг вздрогнула она. — Я забыла еще кое-что!

— Что?

Марьяна подняла голову с его плеча.

— Замуж! Я хочу за тебя замуж! И вульгарное обручальное кольцо с бриллиантами!

— Именно вульгарное? — совершенно серьезно уточнил Герман.

— Да! Чтобы от него ослепнуть можно было.

— Хорошо. Договорились. Может быть… — он говорил все так же серьезно, но что-то другое плескалось в уголках глаз. — Может быть, ты хочешь свадьбу? Белое платье, лимузин?

— Да ну, какое, к черту, белое платье в моем возрасте и положении! — фыркнула Марьяна. А потом, повинуясь его рукам, развернулась, и Герман снова прижал ее спиной к своей груди, и сам прижался губами к ее виску. — А впрочем… Слушай! Хочу! Значишь, чего хочу?

— Слушаю внимательно, — его рука скользнула под халат и улеглась на живот. Марьяна счастливо зажмурилась.

— Давай поженимся где-нибудь на теплых островах, а? Хочу свадьбу на берегу океана, я в легком белом платьем и с цветами в волосах. А ты в белых просторных рубашке и штанах, и мы оба босые, — Марьяна помолчала и добавила: — Глупо, да? Я просто это почему-то так отчетливо увидела.

— Если хочешь — это не глупо.

— Возьмешь меня в жены на берегу океана?

— Где угодно возьму. А козе нашей не вреден будет такой долгий перелет?

Марьяна сначала даже не сообразила, а потом рассмеялась — легко и счастливо.