— Я тебе собачью долю отдала.
— Благодарю, — сказал Сэм.
— Если захочешь, мы представим, будто ты ранний покупатель. И потом ты сможешь попроситься дрова поколоть. Хочешь?
— Угу.
Отличная густая тушенка. С характером. Отличная. Не хуже маминой. В маминой меньше мяса было.
— Хорошо бы он позволил тебе остаться. Верно ведь, хорошо бы, Сэм?
— Пожалуй.
— Ты мог бы работать подсобником. Помогать мне.
— В каком деле?
Она хихикнула, и это его удивило.
— Понравилась моя тушенка?
— Спрашиваешь.
— Больше нету, так что не проси добавки. Все, что было, тебе досталось, и объедки с папиной тарелки тоже.
Даже если бы и так. Сэму наплевать.
— Пойду, пожалуй, принесу одеяла. Чтобы уж они тут были. А то, когда он вернется, может, и не получится.
А он уже сомневался, что они ему понадобятся. Ему и без того уже было тепло, уютно, сытно. Как толстому коту. Можно сказать, даже жарко. Ну и тушенка — чудо! Со специями, от которых волосы дыбом встают и пот прошибает. Те же запахи, что и во всем магазине. Пряности. Сэм впервые с ними столкнулся, он был рад этой встрече. Запахи разные, их можно перебирать по одному, а вместе смешанные, они содержали в сердцевине тушенку Мэри. Может быть, она просто отрезала угол магазина и прямо бухнула в горшок с водой.
Мэри вернулась с охапкой одеял.
— Кончил? — спросила она.
— Ага. Вкусно было. Очень вкусно. Ты здорово умеешь готовить.
— Умею немного. Но самой мне, бывает, в горло не идет. Тушенка, тушенка, тушенка. Никакой фантазии. Одна дурацкая тушенка. Ну, полезай наверх — я передам тебе одеяла.
— Уже?
— А ты что, хотел их внизу оставить? Если тебе потом лезть с ними в темноте, ты непременно полетишь и еще себе шею сломаешь. Тут-то нам и конец придет.
— Неужели?
— Может, ты рассчитываешь, что папа не услышит, как ты сверзишься? Да у него уши как у слона. Он ими хлопает. А спит он вон за той стенкой. Так что смотри не вздумай храпеть и скрежетать зубами.
— М-да, — сказал Сэм, — может, мне безопаснее уйти прямо сейчас?
— Ну, уж это твое дело решать.
Но ему сейчас уходить вовсе не хотелось. На ночь глядя. Да еще когда Мэри рядом. Чувствовать ее так близко было удивительно: какая она, ни на кого и ни на что не похожая. Вот тебе и приключение, почище путешествия в чужую страну. Поэтому он вскарабкался по лестнице, протянул вниз руки и поднял три одеяла, желтых, мохнатых, в брызгах дождя. А вслед за ним по лестнице поднялась и Мэри. Еще того интереснее. Факт. Он вроде и ждал этого, а теперь вдруг засомневался.
— Я тебе помогу устроиться, — сказала она. — Чтобы было уютно, тепло и снизу не видно. Я в скаутском отряде для девочек состою, умею устраивать привал. А ты состоишь в скаутах?
— Я в газетчиках состою, — ответил Сэм. — Некогда мне было в скаутов играть.
Она села на антресоль, свесив ноги. В свете, падавшем от двери, ему был виден ее профиль, весь профиль — и лицо, и фигура. Славная она. Про постель она словно бы забыла, и ладно.
— Двадцать пять минут девятого, — сказала она.
— Да?
— У нас осталось времени час и пять минут. Если он не даст тебе работы, мы, может, больше не увидимся.
— Наверно.
— Тут по соседству и ребят почти нет. На милю — двое. Да и те никудышные. Меня от этих мальчишек просто тошнит, от всех до единого. Сколько я их знаю, они все никудышнее и никудышнее становятся. |