И наконец, мне не нравилось, что он постоянно курил и заставлял курить меня. Я не любил табак, но пацан не отставал.
Ему было четырнадцать лет, а мне только двенадцать, он был выше ростом, но вопреки всему и по совершенно непонятной причине этот мальчишка меня боялся. Я культивировал в нем страх, сочиняя кровавые легенды о своих славных победах в кулачных боях над другими двенадцатилетними противниками. Как–то я даже рассказал ему о битве с семнадцатилетним парнем. Пацан принял информацию к сведению.
— Неважно, какого человек роста. Бьешь его в нужное место, и он готов. Надо только знать, куда. — Этими словами я завершил рассказ, превращавший меня в героя под стать Джеку Демпси а его в ничтожного труса — такая расстановка сил меня радовала, но все же не настолько, чтобы становиться участником его бандитских проделок.
Как я уже говорил, за ним водилось слишком много не делавших ему чести грехов.
И вот он явился ко мне с историей об отвергнутом сыне, которому приходится спать в гараже при том, что спать там совершенно не на чем.
Пол в гараже был цементный.
— Я не знаю, что делать, — сказал пацан.
Зато я знал, что ему делать. Слова еще не успели вылететь у него изо рта, как у меня в голове сложился план. Который привел его, в результате, к окончательному разрыву с родителями, трем годам тюрьмы за угнанную машину, женитьбе на женщине с пятью детьми и на десять лет его старше, затем, как следствие, к дружной семейной ненависти, заставившей мужа и отца сначала искать, а потом найти единственную и ничем не заменимую отраду своей жизни — телескоп, превративший его в абсолютно невежественного, но усердного астронома — слабое, на мой взгляд, утешение.
— Мамочка, а где папа?
— Смотрит на звезды.
— Мамочка, правда ты тоже ненавидишь папу?
— Да, сынок, я его тоже ненавижу.
— Мамочка, я тебя так люблю. А знаешь, почему?
— Почему?
— Потому что ты ненавидишь папу. Правда здорово?
— Да, сынок.
— Мамочка, а почему папа все время смотрит на звезды?
— Потому что он мудак.
— Значит все мудаки смотрят на звезды?
— Нет, только твой отец.
Телескоп он держал на чердаке и вечно путал созвездия. Он так и не научился определять, где находится Орион, а где Большая Медведица. Труднее всего ему было примириться с тем, что Большая Медведица ничуть не похожа на большую медведицу, но все–таки это лучше, чем сидеть в тюрьме за угнанную машину.
Он много работал и всю получку отдавал жене, та же при каждом удобном случае укладывалась в постель с почтальоном. Такое существование трудно назвать жизнью, но путаница с Большой Медведицей придавала ей толику связности и смысла. Вопрос «Как это может быть, чтобы Большая Медведица не была похожа на большую медведицу?» примирял его с действительностью.
Но все это в далеком будущем, а сейчас передо мной стоял бескроватный пацан и выкладывал подробности.
Круто изменив тему разговора, я привел свой план в действие и спросил, не отдал ли он кому–нибудь свое ружье 22–го калибра.
— Нет, — ответил пацан, слегка обалдев от такого резкого перехода. — Причем тут ружье? Что мне теперь делать? Я ж заработаю пневмонию в этом гараже.
Я с трудом, но все–таки скрыл ужас, мгновенно накативший на меня, когда он произнес слово «пневмония».
— Не заработаешь, — сказал я.
— Откуда ты знаешь? — спросил он.
— У меня есть матрас.
Он внимательно на меня посмотрел.
— У меня тоже есть матрас, — сказал пацан. — Только предки не дают постелить его в гараже.
Отлично! — подумал я: план становился реальностью.
— У меня есть запасной матрас, — сказал я, нажимая на слово «запасной». |